– Ты зачем полез в костел? Хочешь все сорвать, когда мы в одном шаге от успеха?! Тебе же было поручено просто следить за девицей и заодно за этим поляком, который крутится возле нее. – Голос в телефонной трубке был недовольным и резким.
– Да меня пару дней назад попросили проверить электрооборудование в пристройке. Уходя, я от нечего делать взглянул на фотографии, которые они там развесили. Ты помнишь, что говорил отец о фамильном сходстве? А если бы девица, которая там теперь каждый день отирается, обратила на это внимание? Нет, нельзя было ее там оставлять. Посмотришь на карточку – все поймешь…
– Ладно, верю. Не кипишуй. Ты знаешь, что делаешь. Но что там еще случилось?
– Да сбил я аккуратно замок на задней двери, пробрался тихо, фонариком посветил… Стекло вот только разбилось, когда пытался витрину эту открыть. Тут слышу: шорох какой-то с улицы… Ну куда деваться? Я в костел, спрятался в темном углу, сижу не дыша. Вижу свет от фонарика, фигура какая-то высокая появилась и давай колонну крушить ломом. Видать, не нашел, чего искал, и начал по-польски ругаться. Тут я понял, что это наш пан ученый. Вот скажи, чего он там искал? Ну, ушел он через ту же дверь, а я переждал маленько да за ним. Заодно прихватил все бумажки из той витрины, чтобы непонятно было, какой не хватает…
– Молодец ты у меня, сообразительный. Что ж, теперь у нас на этого поляка есть кое-какая управа, если уж очень будет мешать. Ты там не сильно наследил?
– Вроде нет, палец только порезал о стекло…
– Обработал? А то еще подхватишь заразу!
– Мне что, впервой? Я ж руками работаю…впрочем, как и ты…
– Ладно, недолго осталось, потерпи. Скоро заживем с тобой как короли. Завтра посмотрю, как там наш божий одуванчик, не облетел ли еще. – В трубке раздался гулкий, раскатистый смех.
– Мы же собирались вместе…
– Рано еще, не спугнуть бы. Да и девица под ногами мешается некстати. Жди моего звонка, как условились. Сам больше никуда не лезь.
– Ладно, как скажешь.
Серафима Лаврентьевна Решетова
«Я так погрузилась в воспоминания о прошлом и давно ушедших близких, что начинаю забывать, какой сегодня день, – размышляла Серафима Лаврентьевна, возвращаясь после завтрака в свою палату. – И снова мне везде мерещатся призраки… Вот сейчас в коридоре мелькнуло такое знакомое лицо, мы вроде встречались не так давно… а может, это опять память сыграла со мной злую шутку. Ведь если бы я не ошиблась, человек не прошел бы мимо, поздоровался…»
Задумавшись, старушка даже не сразу заметила Киру, дожидавшуюся ее у окна.
– Кирочка, деточка моя, как я рада тебя видеть! Но ты что-то зачастила ко мне, дружок, тратишь время на старуху вместо кавалеров.
– Бабушка, что ты такое говоришь? Ты для меня важнее всех кавалеров, вместе взятых. Сегодня я свободна, так как все витражи мы установили и теперь работы заканчиваются без моего обязательного присутствия. А вот мы с тобой собирались продолжить наш разговор, но сначала ты мне должна рассказать о своем самочувствии и о том, как долго ты еще пробудешь в больнице.
День был по-летнему теплый, солнечный, и они вышли на улицу, устроились на лавочке в тени раскидистых лип. По дорожкам парка прогуливались пациенты, сидевший по соседству крепкий седовласый старик крошил воробьям оставшуюся от завтрака булочку и бросал заинтересованные и совсем не стариковские взгляды в сторону Серафимы Лаврентьевны. Не изменяя своим привычкам, она и в больничных условиях выглядела ухоженной. Сегодня выбрала платье простого кроя, но насыщенного темно-зеленого цвета, накинула воздушную шаль коралловых оттенков и аккуратно уложила волосы. Легкий аромат духов дополнял элегантный образ пожилой дамы.
Выслушав оптимистичный отчет о состоянии здоровья бабушки в духе «мы еще повоюем», Кира вернулась к разговору о семейном архиве. На этот раз она принесла какие-то старые документы, и, хотя Серафиме Лаврентьевне хотелось поговорить о судьбе своего старшего брата, она была рада неподдельному интересу внучки к истории и стала внимательно рассматривать копии фотографий.
Группа красноармейцев ее не заинтересовала, она лишь скептически высказалась об алчности большевиков, а вот второй снимок вызвал на ее лице улыбку.
– Вообще-то это мне надо жаловаться на память, Кирюша, а не тебе. Мы же с тобой намедни говорили об этом человеке, – ласково подтрунила она над девушкой, сухим пальчиком ткнув в мужчину в штатском и глядя, как Кира смешно хмурит брови. – Это ведь твой прадед, Георгий Ильич Доронин, двоюродный брат моего отца. Вот к кому фортуна долго была благосклонна, но потом так же легко все отняла.
– Но почему же у нас в семье его никогда не вспоминали? – воскликнула Кира.