Опасные тени прошлого

В отличие от многих своих новых «товарищей», Доронин никогда в открытую не брал ничего из изымаемых ценностей. Считал глупым попасться на мелочовке. Иногда кое-что из неучтенного удавалось тихо реализовать через надежные, еще дореволюционные, каналы, и жена с детьми жили в достатке, который, однако, не афишировался. В доме всегда были дрова для отопления, необходимые продукты, добротные одежда и обувь. Но никакой показухи и излишеств – в этом Георгий был строг.

Ирина, то ли боготворившая, то ли побаивающаяся мужа, во всем с ним соглашалась. Лишь смерть сынишки Эрлена от туберкулеза пошатнула их отношения. Она так и не смогла простить мужу нежелание отвезти ребенка к известным врачам из столицы, использовав свое служебное положение. Доронин чувствовал возникшее отчуждение и старался радовать жену небольшими подарками – поездкой в Крым в санаторий, новой, хоть и не вычурной, шубкой или небольшим украшением.

Никто, даже самые близкие, не знал о тайнике, в котором Георгий хранил не просто кое-что на черный день, а настоящее сокровище. Случись с ним что, жена и дочь смогут прожить безбедно…

Сейчас, лежа на нарах в промерзшем лагерном бараке, Доронин вспоминал эту весьма необычную историю. Осенью 1931 года сослуживцы затащили его в конце рабочего дня на небольшой сабантуй – отмечали чей-то день рождения. Один из столов освободили, быстро расставили бутылки с водкой, недавно появившейся в продаже «Старкой» – горькой настойкой с привкусом яблоневых листьев, в которой смешались коньяк и портвейн, – разложили немудреную закуску.

Георгий, взяв свой стакан и кусок хлеба с домашним салом, устроился на углу чьего-то стола, заваленного бумагами. Сдержанно улыбаясь уголками губ на скабрезные шуточки быстро захмелевших сотрудников, он машинально скользил взглядом по лежавшим перед ним документам и думал о том, что завтра, на трезвую голову, надо провести планерку, посвященную сохранению «служебной тайны». Сколько раз им говорил: закончил работу – сложи бумаги в папку и убери в стол или сейф.

Глаза зацепились за смутно знакомое имя в каком-то протоколе. Игнатий Левандовский…Точно, был такой персонаж в Рыбнинском костеле, куда Доронина затащил корреспондент ведомственной многотиражки. Память услужливо подкинула картинку: мешки с церковным имуществом, высокий мрачный ксендз с холодными и умными глазами, слишком спокойно относившийся к происходящему. Георгий вчитался в протокол. Речь шла о неизъятых ценностях, якобы спрятанных польскими церковниками. Вычислив того, кто допрашивал ксендза, Доронин без труда узнал подробности этого дела. Оказывается, еще в восемнадцатом кто-то из чекистов пытался завербовать одного польского художника, и тот уверял, что в костеле спрятаны настоящие сокровища. И что у него якобы есть карта, указывающая на тайник. Но художник неожиданно погиб, став жертвой нападения бандитов, которых в те годы было немало. А зацепка осталась и всплыла при аресте этого ксендза. Однако тот все отрицал, и никаких карт или других следов драгоценностей ни в его квартирке, ни в костеле не нашли…

История запала Георгию в душу, он чувствовал, что слухи о тайнике не случайны, а интуиция его еще никогда не подводила. Разыскав в архивах дело об убийстве польского художника, он узнал, что тот перед смертью работал в костеле и в день гибели даже получил от ксендза приличную сумму денег. Из-за нее, наверное, и стал жертвой грабителей. Так появилась версия, что карта находится в самом костеле, где ее и видел художник.

Через пару дней на трезвую голову он подкинул коллеге идею вывезти Левандовского в костел и еще раз допросить на месте. А вдруг тот себя выдаст? Доронину удалось под благовидным предлогом составить товарищу компанию. Оставаясь в стороне, он внимательно следил за служителем церкви. Тот в сотый, наверное, раз повторял историю об описи и изъятии имущества, не отступая от прежних показаний, показывал, что где находилось.

Казалось, все прошло впустую и ксендз ничем себя не выдал. Так решили все, но не Доронин. Две вещи привлекли его внимание. На вопрос следователя, какие именно работы выполнял в костеле художник, Игнатий ответил, что тот освежил какие-то росписи и реставрировал иконы. Но перед этим взгляд его был как бы случайно брошен вверх, на витражи в стрельчатых окнах. Уходя, он быстро помолился, перекрестился и коснулся одной из статуй, украшавших проход к алтарю. Не по-осеннему яркое солнце, радовавшее горожан в тот день, преломлялось в цветных стеклах витража и золотистыми бликами рассыпалось по поверхности статуи.

Цепкий ум Георгия анализировал увиденное и искал связь между действиями ксендза, витражами и статуями.

Прошло несколько недель, он съездил в Москву, посидел в библиотеке, пообщался со специалистами и понял, что загадка практически решена. Оставалось проверить свою версию, не привлекая внимания. Для этого пришлось незаметно взять из сейфа ключи от костела и проникнуть туда темной дождливой ночью. Непогода стала его сообщником: город опустел, словно вымер.