Опасные тени прошлого

Но я была воодушевлена идеей немедленно исследовать возможный тайник прадеда и стала собираться. Да и бабуле пора было на обед, медсестричка уже заглядывала в палату.

– Пойдем-ка, провожу тебя до столовой, – предложила я, складывая бумаги в сумку.

Я уже собиралась закрыть окошко, когда Серафима воскликнула:

– Вспомнила! Кирочка, я вспомнила. Шлема его звали, кладовщика-то. Точно, Шлема!

«Шлема, Шлема, – крутилось у меня в голове. – «Я из Одессы, здрасти!» Почему именно из Одессы?»

– Бабуля, ты гений! Действительно, Шлема, по-другому и быть не может! – Я чуть не запрыгала от радости. Загадка разрешилась, стоило мне вспомнить одесского гида, с юмором рассказывавшего нашей экскурсионной группе о специфическом местном лексиконе. Шлема – так одесситы называют глупца и неудачника, а еще это сокращенное от Шолом. Вот вам и Соломон!

Не загружая ничего не понимавшую бабулю ветвистой логикой своих рассуждений, я чмокнула ее в щеку и поспешила к выходу, чуть не сбивая попадавшихся в коридоре пациентов, тянувшихся в столовую.

Окно в комнате Серафимы Лаврентьевны так и осталось приоткрытым…

Из дневника следователя Савельева

2 июня 2017 года

«Эх, Кира, Кира, где же ты?» – сбрасывая вызов после очередного неотвеченного звонка, думал я с нарастающим беспокойством. Длинные гудки, увы, не давали ответа на мой вопрос. А вопросов к Кире у меня со вчерашнего дня накопилось немало.

Дома Деминой тоже не оказалось, в квартире царила тишина. Вспоминая, как нашел Киру на полу в мастерской, я уже хотел было вызывать участкового и слесаря вскрывать дверь. Выскочил на улицу, чуть не сбив с ног старушку, тащившую с рынка корзинку с какой-то снедью. Извинился, придержал ей дверь.

– А вы, случайно, вашу соседку, Киру Демину, сегодня не видели, бабушка?

– Так как же, мил человек, видела. Я-то на рынок собралась, люблю с утра наведаться, пока все свежее. А она как раз в такси садилась. К Серафиме Лаврентьевне, знать, поехала, в больницу. Я и привет Симе передала, чай, мы не чужие, столько лет соседствовали. Вот, стало быть, Кира и уехала.

С трудом прервав словоохотливую бабулю и облегченно вздохнув, что Кира жива-здорова и не нужно взламывать дверь в ее квартиру, я поспешил к машине. Тем более мне нужно было в первую очередь побеседовать с самой Серафимой Лаврентьевной Решетовой.

В дороге я еще раз прокручивал в голове все, что сообщил с утра по телефону Слава Курочкин. В Москве он встретился с родителями Киры, которые, оказывается, были не в курсе всех последних происшествий. Моему помощнику с трудом удалось убедить их не срываться в Рыбнинск «наводить порядок» в жизни дочери.

– Я подумал, что своим приездом они поднимут суету, – тарахтел в трубку как всегда эмоциональный Славка. – А она вряд ли сейчас вам нужна. Отец Деминой рассказал, что бабушка Киры, которая квартиру ей отписала, из того самого знатного рода Поповых и раньше весь этот дом принадлежал им. Из богатых, значит, наша архитекторша. Правда, ни о каких фамильных драгоценностях Юрию Алексеевичу не известно. Серафима Лаврентьевна всегда жила довольно скромно.

– Тем не менее кто-то мог думать по-другому, – рассуждал я. – И решил поискать что-то ценное в Кириной квартире, а наткнулся на Люську. Как считаешь, Славик?

– Логично, товарищ капитан. И вот что еще мне Демин-старший рассказал, не знаю, может, тоже важно. Его дед, Георгий Доронин, после революции возглавлял у нас в городе ОГПУ и вроде одно время курировал изъятие имущества у всяких церковников, в том числе и у польских католиков. Об этом вспоминала то ли его бабка, то ли мать. А самого Доронина репрессировали в тридцатых, где-то в лагерях он перед войной и помер. Времена были непростые, поэтому о нем в семье особо не вспоминали. А вот тетка его, Серафима Лаврентьевна, обо всех родственниках знает куда больше, у нее и архив какой-то хранится.

– Спасибо, Слава, за информацию, думаю, все здесь важно. И все крутится вокруг Киры, как я и предполагал. К ней все ниточки ведут. Ты там еще все-таки по ее московскому окружению поработай, вдруг что-то накопаешь. С любыми новостями сразу мне звони.

Не успел я закончить разговор с Курочкиным, как мне позвонил оперативник, занимавшийся по моему поручению злополучным отравлением в доме замглавы администрации. Он проделал отличную работу и отследил путь коробки конфет, которой отравилась несчастная бомжиха. И привел этот путь в тот самый санаторий, где жила Кирина бабушка, Серафима Лаврентьевна Решетова, к которой я сейчас и спешил…

На железнодорожном переезде на полпути к загородной больнице мне показалось, что в окне едущего навстречу автобуса мелькнуло лицо Киры. Хотел даже развернуться и догнать ее, но шлагбаум уже опустился, и длинный товарный состав медленно пополз, преграждая дорогу.

Хоть я и был раздосадован, поговорить с Кириной родственницей сейчас казалось важнее.

Полковник Чудаков, к которому я заглянул перед выездом, высказал еще одну интересную версию: