Опасные земли

Когда познакомился с Петуховым, с кем тот был «на ножах», а с кем, напротив, дружил. Причем даже в годы далекой срочки в стройных рядах, хотя, казалось бы, двадцать лет минуло. Что он знает о бургундских документах? О чем рассказывал наркоман Дима? Не доводилось ли им встречаться раньше, или, возможно, были какие-то общие знакомые?

Давайте вернемся к вашему первому визиту в дом на Чугунной? Давайте.

Не отметили ли вы, гражданин Ровный, каких-то странностей? Отметил – бегающий по дому полутруп с вытаращенными глазами. А в самый первый визит?

Давайте вернемся к личности художника… как его фамилия, вы сказали? Понтекорво.

Где вы изучали французский? В школе. А среднефранцузский – в вузе.

Пакет документов вы обрабатывали самостоятельно или привлекали сторонних консультантов? А они не могли сообщить о вашем интересе третьим лицам? Я им ничего не говорил, чтобы они могли понять, чем именно я интересуюсь. Нет, и не показывал тоже. Господин Петухов – тем более, слишком жадный.

Так что у нас по художнику Понтекорво? А что по художнику? Так не зарегистрирован на Чугунной никто с такой фамилией. Подумаешь, может, он там квартиру снимает, или не снимает, а живет, но прописан где-нибудь в Колпино? Он вообще в России не зарегистрирован – нет такого гражданина.

Тот вечер, когда в вашей квартире погас свет, почему вы думаете, что к вам пытались проникнуть? А как вам кажется, звонок и покарябанная дверь – считается за улику? Заметьте, прямо на следующий день убили Петухова. Мы заметили.

И так раз за разом – по кругу.

Мрак.

Да еще эта омерзительная привычка Быхова и Бецкого непрерывно курить, присмаливая новую сигарету от еще не потухшей первой! Это если не принимать во внимание манеру беседы, когда от реплики Быхова его напарник словно «прикуривал» свою – очередную, чтобы от нее «прикурил» опять Быхов! Не всякий сдюжит.

Антиквар и не сдюжил.

Когда через пять часов они так и не добрались до главного – до второй части бургундского архива, который Богуслав-старший сдал конторе в далеком 1945-м, Кирилл взмолился:

– Товарищи дорогие! Я же сейчас у вас прямо тут сдохну. Двину коней. Заверну ласты. Склею лыжи. Зачехлюсь!

– Устали? – Бецкий сочувственно поднял глаза от бумаг, раскиданных по столу, что размещался в маленьком кабинете с самой непритязательной казенной обстановкой и кремовыми стенами из гипсокартона.

За другим столом, напротив, сидел маленький чекист Быхов, с пулеметным стрекотом заколачивавший клавиши ноутбука. Ради чего он так старался при наличии двух работающих диктофонов, осталось невыясненным. Наконец, оставив прибор в покое, он поинтересовался:

– Вам, гражданин Ровный, не любопытно, почему вы тут сидите? – и немедленно закурил.

– Мне любопытно! Мне было любопытно еще два часа назад! А теперь у нас… – Ровный глянул на часы, выпростанные из-под манжеты. – А теперь у нас 21:45. Я слегка перенервничал за сегодня, как вы могли догадаться. Устал.

Хочу есть. Еще сильнее – выпить коньяку. Скоро задохнусь от вашего дыма – я же не курю и не курил никогда!

– Владислав Аркадьевич, отвори форточку, что мы в самом деле как в газовой камере, – запоздало отреагировал Быхов, обратив внимание только на последний пункт антикваровых претензий к окружающей реальности.

Бецкий послушался, встал из-за стола и отворил.

– Не поможет, – Ровный страдальчески проследил за инквизитором, чье прозвище после пяти часов опроса, так похожего на допрос, воспринималось теперь иначе – куда натуральнее.

– Хоть не повредит, – сказал Бецкий от окна.

– Все полегче, – вторил ему Быхов.

– Кислород, знаете ли, – подхватил Бецкий.

– Вам однозначно надо вздохнуть и расслабиться, – сказал Быхов, а Ровный, принявшись мотать головой от одного к другому в такт репликам, понял, что чекисты снова взялись за свой любимый словесный пинг-понг.

– Мне домой надо! Коньяку! И в койку!

– Коньяку? – уточнил Бецкий и ловким движением выхватил с полки шкафа у стены том Уголовного кодекса, а из-за него – булькнувшую бутыль «Старого Кенигсберга».

Антиквар, отчетливо вообразивший себя в обнимку с унитазом сразу после дегустации этого раствора, сглотнул. При одной мысли об органолептических свойствах теплой коричневой смеси ему стало нехорошо. Могло получиться так, что до унитаза ему не поспеть, причем безо всякой дегустации.

– Вы извините, конечно! – выдавил он, ерзая на крайне неуютном стуле перед столом Бецкого, на коем ему довелось провести пять упоительных часов. – Я, кажется, точно перечислил последовательность: домой, потом коньяку, а после – незамедлительно до койки! Вам самим бы не помешало и именно в такой последовательности!

– Мы сейчас будем писать рапорт о сегодняшней стрельбе, – сказал Бецкий, возвращаясь на место.

– В любом случае, – подтвердил Быхов.

– А потом отчет о расходе боеприпасов, – сказал Бецкий.

– Спасибо, что табельное не изъяли на экспертизу, – заметил Быхов.

– Это точно, – кивнул Бецкий.

– И только потом – в койку, – добавил Быхов.