Опасный водоворот

— Когда мы вышли на проспект Ленина, все уже было вверх дном, — рассказывала она. — Мы с удивлением наблюдали, как на грузовиках проносились вооруженные молодые люди. На машинах — красно-бело-зеленые флаги. Лица молодых людей раскраснелись от возбуждения. Я была бы не искренна, если бы скрыла, что порой меня так и подмывало мчаться вместе с ними. Мне казалось, что у них хорошие намерения. Но когда я увидела горящий магазин «Горизонт»[6] и полыхающие на улицах костры из книг, сердце у меня сжалось от боли. Я смотрела на это в каком-то оцепенении. Это не может быть справедливым. Этого нам не нужно! Я смотрела на беснующихся у костров людей и невольно вспоминала шаманов, забивавших головы древним кочевникам. И тут мы услышали выстрелы. Люди заметались из стороны в сторону. С молниеносной быстротой распространялись слухи, одни невероятнее других. Подстрекатели разносили их во все концы города. Отовсюду раздавался крик: «К Радио!» Он действовал с какой-то магической силой, которая словно вывернула людям мозги наизнанку. Улица пришла в движение. «Солдаты госбезопасности стреляют в народ!» — и разносивший эту весть человек мчался на мотоцикле дальше. Люди возбужденно зашумели. «Идемте к Радио!» — слышались сотни, тысячи голосов. «Эти солдаты госбезопасности сошли с ума!» — прошептала я про себя, и меня охватил слепой гнев. «Бела, — повернулась я к Вашу, — пойдем. Этого нельзя допустить. Они убивают ни в чем не повинных людей!» «Нет, Эржи, здесь какая-то страшная провокация, — ответил мне Бела. — Пойдем в ЦК».

Чуть ли не по спинам мы пробирались сквозь толпу. Перед зданием Парламента[7] стояли советские танки. Путь был прегражден. Тогда мы пошли к улице Салаи. По ней как раз проходила танковая колонна. Я даже не знаю, чьи были танки — венгерских или советских войск. Примыкающие улочки были относительно безлюдны. Наконец мы добрались до улицы Академии. У окон здания Парламента стояли солдаты госбезопасности и пограничных войск. Лица у них были серьезные, чувствовалось, что они отдают себе отчет в том, что происходит. На улице — длинный ряд советских танков. Перед входом сутолока, невероятная суматоха. Суетящиеся вокруг люди, перебивая друг друга, отдавали распоряжения. И у меня создалось впечатление, что все растерялись и никто ничего не знает. Мы подошли к мужчине в кожаном пальто, который размахивал автоматом.

— Товарищ, — обратился к нему Бела, — мы коммунисты. Куда нам идти? Мы просим указаний, что делать!

Мужчина недовольно посмотрел на нас.

— Вы просите указаний у меня? — спросил он. — Идите в свою первичную организацию, там вам скажут, что делать.

— В такое время идти на завод? Сейчас мы там не нужны… — ответил Бела, и в голосе его чувствовалось раздражение.

— Тогда расходитесь по домам! — сердито крикнул мужчина и отошел.

— Бюрократ, — вырвалось у Белы. — Пойдем в Союз партизан[8]…

Там мы оставались до рассвета. А утром нас вместе с другими послали к вам. Так мы попали сюда. Ну вот, теперь угостите сигаретой.

— Пожалуйста, — ответил Хидвеги, протягивая пачку.

Она закурила. Вспыхнул огонек зажигалки, осветив разрумянившееся лицо девушки. Оно показалось майору необыкновенно красивым. У него невольно вырвался вопрос:

— У вас есть жених?

— Да, — смущенно ответила девушка.

— А кто он?

— Он техник на заводе синтетических материалов. Но сейчас он на действительной службе в армии, танкист. У него как раз отпуск…

Хидвеги не стал докучать Эржи расспросами. Задумавшись, он выпускал кольца дыма. Немного погодя сказал:

— Откровенно говоря, я и сам не все понимаю. Позавчера прочел требования молодежи. Среди них есть ряд справедливых и вполне осуществимых.

— Да, — согласилась его собеседница. — Вечером во вторник я сама еще не думала, что дело дойдет до перестрелки… Неудачной была эта речь Герэ.

— Конечно, но она уже не могла изменить положение. Собиравшиеся исподволь силы все равно спровоцировали бы восстание.

— По-моему, нет, — возразила девушка. — По крайней мере на стороне врага не оказалось бы столько людей. Знаете, эта речь и меня очень обидела. Зачем же тогда разрешали демонстрацию? Один из членов правительства разрешает, а Герэ называет демонстрантов сбродом и фашистами.

— Но ведь среди вас были и такие, правда?

Девушка хотела ответить, но дверь отворилась и в комнату вошел высокий мужчина в кожаном пальто.

— Добрый вечер, — сказал он и бесшумно закрыл за собой дверь.

Эти слова вошедший произнес с иностранным акцентом. Хидвеги зажег свой карманный фонарик и осветил им лицо вошедшего. Ему можно было дать лет сорок. Кожа на его скуластом лице лоснилась. Черные густые мохнатые брови срослись на переносице. Твердый острый подбородок был покрыт щетиной. Фонарик в руке Хидвеги едва заметно дрогнул.

— Добрый вечер, товарищ Миркович, — тихо произнес он. Вошедший удивился.

— Откуда вы меня знаете, товарищ?

— Мы давно знакомы, — с улыбкой ответил Хидвеги.

— Как вас зовут?

— Карой Хидвеги.