Опасный выбор

— Угу, — Матвей чуть отодвинулся, — заскочу в зал к пацанам. Хоть как-то отвлечься от ломки. Ты же не хочешь отвлекать меня…

— Хочу, — уверила его искренне, — но не могу, родители и так косо смотрят — куда это я дверьми всё время хлопаю. Сейчас, вот, придумала почтовый ящик проверить, но фантазия уже кончается, — призналась я скромно.

— Тогда предлагаю мои фантазии воплощать… — прошептал Матвей совсем не скромно, запуская пальцы в мои волосы. — У меня знаешь сколько вариантов… тебе понравится…

— Матвей…

Боже, сколько раз за последние сутки я произнесла его имя, — подумала я упоённо, чувствуя поцелуй на запрокинутой шее. Чувствуя себя его добычей. Желанной. Обожаемой. Необходимой, как воздух.

— Чуть не убил, — проговорил вдруг Матвей, ослабляя хватку. — И как тебя завтра отпустить к нему…

— Не к нему, а на пары, — поправила я, с трудом поняв, что он про Алика. — Не волнуйся, я ему всё сказала.

— А цветочки взяла…

— Это всего лишь цветы, он как-то резко подарил… пришлось взять… — попыталась оправдаться я.

— А мои возьмёшь?

— Твои?

— Ага.

— Твои… — я запаниковала, — а как я объясню…

— Ясно. Забей, — Матвей улыбнулся. — Будем без цветочков.

— Мне не нужны цветы, — шепнула я убедительно. Матвей хмыкнул. На верхней площадке открылась дверь. Мы задрали головы. Прислушались — наша «минутка» кончилась. Слишком быстро.

— Скажи, что пойдёшь к подруге, — прошептал Матвей, хватая с пола шлем и целуя меня напоследок. — Вернусь через пару-тройку часов, поужинаем… я знаю местечко…

— Как? На мотике? Я не могу… это слишком заметно… — зашептала я быстро, слыша, как сосед сверху затопал по лестнице.

Матвей усмехнулся:

— Тачку возьму, — он не выдержал, азартно прихватил меня за талию, и не выпускал, наслаждаясь моей бесполезной борьбой, пока сосед не затопал на втором. Я чуть не умерла от страха, а Матвей только угорал. Смешно ему! Поцеловал — как затянулся в последний раз, и выскочил.

А я, по широкой дуге, прыгнула к почтовым ящикам и усердно закопошилась там:

— Здравствуйте! — вежливая улыбочка.

— Добрый день, — кивнул знакомый дядька, выходя.

Сумасшедший! Вот не может без этого! — ругалась я на своего хулигана, но всё-таки лыбилась, как влюблённая дурочка, поднимаясь обратно.

Дома улыбочка стёрлась.

— Курить что ли бегала? — подколол папа хмуро. Он обувался в прихожей.

Я показала ему рекламный буклетик из ящика:

— Ага. Письмо жду. А ты куда?

— На работе авария, — выдохнул он, натягивая куртку. Усы его взволнованно топорщились. — Нервов на них нет. Воскресенье называется. Всё, — крикнул маме на кухню и грузно вышел, — я уехал!

— Удачи!

Я заперла за ним и рухнула на рабочий стол. Закопалась в учебники для вида, но не училась, а долго пялилась на буклетик с красочным предложением «сбежать на круиз в Сочи». Если бы и мама куда-нибудь уехала, то и врать не пришлось бы… — думала я и стыдилась. Я же знала, на что иду. Знала, что никто не одобрит мой выбор. Сколько мы с Матвеем сможем скрываться? Сколько у нас счастливых минут до разоблачения?

И что будет после?

Не хотелось думать. Я собиралась в универ, чтобы завтра с утра ничего не забыть, и отодвигала рациональные мысли подальше. Заталкивала тетради в сумку, а разумные мысли — в тёмные и глубокие уголки своего разума, чтобы не замечать. Чтобы не переживать зря, как Матвей говорит.

Ужин. Он знает местечко. Что же это за местечко? А если нас увидят вместе? Он и это продумал? Местечко тайное? Хорошо, не на моте! На моте было бы слишком громко и заметно! И откуда Матвей возьмёт машину? Он умеет водить? Или он имел в виду такси? — атаковали меня вопросы со всех сторон, а я отбивалась своим единственным, но самым неоспоримым аргументом: да какая разница, если Матвей рядом!

Мне было так стыдно снова врать своим, маме, но не видеть ЕГО было равносильно кровотечению. Рана вскрылась с первым поцелуем и развернулась зияющим красным цветком посреди сердца. И каждая минута разлуки отнимала мои жизненные силы, причиняла боль. Я металась в агонии. Матвей стал жизненно необходим, мне нужны были его объятия, как перевязка тяжело раненому больному.

Я болела им.

Долго и серьёзно.

А симптомы обострились только вчера.

Я взрослый человек, в конце концов! — подняла я голову в темнеющее окно. — Я имею право «болеть» кем хочется и как хочется, — сердилась я на себя и на всю эту глупую ситуацию. Двадцать первый век на дворе! Подумаешь, забитый татушками! Подумаешь, серьги! Этим сейчас никого не удивишь. Главное же, что внутри!

Выйду из дома и пойду куда хочу, — решила я и тут же трусливо добавила: — Только вернусь пораньше. Часиков до девяти. Угу. Сама решительность, Даша! Браво! Решительный взрослый человек.

Сложнее всего было с Лизкой. Она всё время вертелась под ногами от скуки, просила внимания, болтала о всякой фигне, в общем, мешалась. А мама так и сидела в комнате, не разговаривала, не спрашивала — для неё, меня не существовало. Временно, конечно. Где-то до среды, — прикинула я, уже на опыте. — Чтобы я как следует помучилась и поняла свою ошибку.

Телефон засветился.

«Готова?» — спросила моя «ошибка».