Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности»

Один из палачей водрузил на острую спицу на колесе голову Пугачёва, топор сверкнул ещё несколько раз, от тела Пугачёва отсекли руки и ноги, сбросили их в сани. Тело водрузили на колесо, на столб. Народ в отдалении завыл.

А вот Перфильева казнили, как положено.

Народ стенал и плакал. Иначе вела себя знать: стоявшие близ эшафота дворяне и чиновники, похоже, были не вполне удовлетворены кровавым зрелищем: кто был мрачен, кто злорадно скалил зубы: «Пожёстче надо с простолюдинами, в узде их держать!»

Сподвижников атамана – тех, кто помельче, повесили на виселицах. Поскольку все замёрзли, а главное действо уже осталось позади, дворяне и чиновники потянулись с Болотной площади. Пошли и Иван с Андреем на постоялый двор – молча и понуро.

Через день, 12 января, останки Пугачёва и сподвижников его сожгли вместе с эшафотом и санями, на которых их везли на казнь. Несмотря на то, что всё делалось прилюдно, потом много слухов ходило по Москве – в основном среди «подлого сословия», что-де Пугачёв жив, а казнили не его, а человека похожего. Но все, кто видел казнь, помалкивали.

Кучер Антон раздобыл сани, и 13 января 1775 года розыскники выехали из Москвы. По снегу ехалось быстрее, это не на пролётке по грязи, когда повозка застревала и приходилось её толкать. Когда от неподвижного сидения в санях пробирал холод, розыскники выскакивали и бежали следом, согревая замёрзшие руки и ноги.

Глава 5

^По прибытии в город, буквально на следующий день, Лязгин доложил об успешно завершённом деле генерал-полицмейстеру Чичерину. Тот уже был наслышан – Архаров курьером успел донести. Однако, памятуя, от кого исходила инициатива, и зная, кто начал раскручивать дело, Чичерин прекрасно осознавал цену донесениям обер-полицмейстера.

– Ну-ка, ну-ка, доложите мне подробно.

И Иван сжато, но с важными подробностями ввёл Чичерина в курс событий.

– Как-как? И пехотный полк подключили? – Лицо его расплылось в довольной улыбке. – Ну, молодцы! Орлы! Надобно государыне завтра доложить о сём, пусть сама решит.

А через два дня Лязгин подозвал Андрея.

– К императрице на приём завтра приглашены. Не на бал, потому одежда форменная. Коли постирать да погладить надобно, со службы отпускаю.

Следующим утром – к Чичерину, а уже за его каретой – и розыскники на санях. Пролётка-то в Москве осталась, да и куда на ней зимой проедешь? Это генералу можно позволить себе такую роскошь – центральные улицы от снега очищены, и ехать всего ничего.

Ждать на сей раз пришлось долго. Императрица встретила ласково, была весела. И было чему радоваться. Пугачёв, с 1772 года мутивший казаков и простолюдинов, пойман и казнён. Подписан Кучук-Койнарджийский мир с Турцией. Успешно продолжаются реформы – Екатерина вводила учреждение сословных судов и разделение державы на пятьдесят губерний, а каждую – на уезды.

Войдя, Чичерин доложился.

– Ах, это те мужи, коим я поручила поимку злодеев, что ассигнации поддельные изготовляют? Слышала я, что нашли злоумышленников?

– Точно так, ваше величество.

Чичерин дал знак пальцем. Иван Лязгин подошёл, развязал тесёмки мешка, что держал в руке, и под ноги императрицы высыпалась куча ассигнаций.

– Ваше повеление исполнено, ваше величество! Злодеи промышляли в Москве, сбывая подделки в крупных городах.

– Ах, оставьте эти подробности! Я вами довольна.

Императрица подозвала одного из адъютантов и что-то шепнула ему на ухо. Довольно быстро он принёс поднос из серебра, покрытый шёлком.

– Дарую вам обоим, кто живота не жалел, эти чудные вещицы!

Адъютант театральным жестом сдёрнул накидку. На подносе стояли две табакерки из серебра, довольно изящной работы, украшенные самоцветными камнями.

Оба – Андрей и Иван – опустились на одно колено и приняли из рук императрицы дар. Попытались отблагодарить, но Екатерина махнула рукой с платком, и адъютант красноречиво обозначил розыскникам конец аудиенции. Как говорится, мавр сделал своё дело, мавр должен уйти.

В большой приёмной ожидали возвращения Чичерина, который вышел через пять минут с орденом Андрея Первозванного на золотой цепи на шее.

Когда уселись в сани, Андрей грустно сказал:

– Кому вершки, а кому – корешки.

– Не завидуй, дослужишься до генерала – сам ордена получать будешь. Ну посуди, генерал – это величина, большой начальник. Не может же сама государыня дать табакерку тебе и ему. Вы же не ровня. Вот и получается: справедливо – когда тебе табакерка, ему – орден.

– М-да, но всё ж досадно.

Прикрывшись от встречного ветра поднятым воротником, Андрей не утерпел и начал осматривать табакерку. Изящная, небольшая – как раз в боковой карман свободно влезет, с вензелем Екатерины-государыни сверху, по углам изумруды да рубины переливаются, числом восемь. Глаз не отвести! «Жалко только, что я трубку не курю и табак не нюхаю, как другие», – подумал Андрей.

Воротит его от запаха табачного, да и священник в церкви табак не жалует, говорит: «Бесово зелье». В общем, пользы чуть – только что перед сослуживцами похвастаться да на комод поставить.