Опер. Под гнётом власти

Лиза лежала на снегу, с разбросанными в стороны руками и тихо что-то шептала. Вокруг снег, перепачканный кровью, и она… Живого места нет на лице. С болезненным, колючим выдохом упал на колени, хватая её руками.

– На меня смотри! Смотри мне в глаза! Слышишь меня?! – и, склонившись, попытался разобрать её шепот.

– Больно… Больно… Не надо. Пожалуйста, не надо.

Похоже, в шоке.

– Я здесь, Лиза. Всё. Сейчас заберу тебя. Только надо сначала осмотреть. Не дёргайся, – говорил с ней неласковым тоном, чтобы не раскисла раньше времени. В сознании, уже хорошо.

Быстро ощупал на предмет ранений или переломов. Вроде целая. Подхватив на руки, понёс к машине и, уложив её на заднее сидение, встретился со взглядом огромных глазищ.

– Там… Тётя Таня… Она выйдет сейчас. Она ни в чём не виновата. Это Марина! Марина сделала!

– Насрать мне на твою тётю Таню. Я от них места мокрого не оставлю, – прорычал и, проигнорировав Лизкин вскрик, захлопнул дверь.

Глава 13

Лиза плакала всю дорогу до больницы, а Андрею хотелось на неё наорать. Чтобы душу не рвала, не вытаскивала наружу его внутренности. Было больно в районе желудка. Точно не гастрит, уж на что-что, а на здоровье Вербин не жаловался. Это другое. То, что так упорно душил в себе. Давил его и крошил в пыль. А оно всё равно вцепилось в него, проросло и корни пустило.

А чего он хотел? Чтобы и девочку красивую себе заиметь и руки за неё не замарать? Да и хрен бы с ними, с руками. Они уже давно по локоть в крови. Сердце он отдавать ей не планировал. А она схватила своими цепкими ручонками и выдрала из грудины. Теперь маются оба. Потому что он любить не умеет. Никогда не любил. И учиться уже вроде как поздно. Но он пытается. Уж как умеет, так любит. Наверное, не так, как хотелось бы молодой девчонке. Но по-другому не будет. И теперь уже точно не отпустит её. Он давал ей шанс. Позволил уйти, уехать, забыть о нём. Не захотела. Не ушла.

На светофоре не остановился, пролетел на красный. Гаишники, отдыхающие за поворотом тут же включили мигалку и за ним ринулись. Потом номера его рассмотрели, с хвоста съехали и вернулись назад.

А Лизка стонала и всхлипывала, руками лицо ощупывала. От того ещё сильнее ревела. Ему самому не по себе было. Столько раз смотрел на рожи побитые, сколько сам их расшибал, ни разу ничего не дёрнулось внутри. А на её лицо смотреть не мог. Вид её ран и крови наизнанку выворачивал. Больно было так же, как и ей. Эмпатия на физическом уровне срабатывала. Вину свою чувствовал как никогда остро. Должен был предусмотреть, должен был уберечь.

– Не трогай руками. Заразу занесёшь.

Сам боялся, глядя на порезы. Твари. По щекам полосовали, от виска до подбородка. Видимо, Марина заказала, чтобы изуродовали. Сука. Приговор себе подписала.

Никогда не бил женщин. Пару раз оплеух Марине навешивал, но за дело. И то некомфортно себя чувствовал. Пусть баба трижды дрянь, но бить её как говорят блатные «западло». А в этот раз знал, что не сдержится. И не собирался. Избивать её так же, как она Лизку не станет, но срок точно суке обеспечит. Пусть на зоне с зечками попробует как с мелкой. Те её на запчасти разберут.

– Я уродина теперь, да? – с заднего сидения послышался слабый голос. – Скажи!

– Лиз, всё нормально там. Руками не трогай, говорю! – поправил зеркало заднего вида так, чтобы она не смогла увидеть себя в отражении. – Там царапины просто. Сейчас зашьют и всё.

– Зашьююют? – испуганно, с дрожью.

– Чтобы скорее зажило. Шрамов не останется.

Шрамы, конечно, останутся и нехилые такие. Но если сразу начать лечить их, то за пару лет всё пройдёт. Главное, что жива. Могли и прирезать.

– Она сказала, кислотой мне лицо сожжёт… Видать, не нашлось кислоты.

Он ей рот порвёт, мрази злобной. Но порадоваться, что кислоты не нашлось всё же стоит. Сейчас бы не разговаривал с Лизой.

От этой мысли глотку свело. Спазмом сжало, даже поперхнулся.

– Она ответит за всё. Обещаю.

– Я не хочу этого. Не хочу. Чтобы кто-то страдал из-за меня. Илья, тётя Таня – они не заслужили. Я не хочу, чтобы ты…

– О себе думай, – оборвал её, поворачивая во двор частной клиники. – Всё, приехали.

Раздражало и бесило, что даже в такой момент эта маленькая дурочка думает о других. О людях, которым на неё по большому счёту плевать. Сегодня она есть, её любят, завтра не будет – они даже не вспомнят. Никому нельзя доверять, сколько ещё ему вбивать это в её глупую голову?

Данил вышел из операционной спустя час. Долго. Слишком долго для нескольких порезов. Вербин уже весь на говно изошёл, перебирая варианты исхода нападения для Лизы.

– Ну? Что там? – вскочил со скамьи.

– Да нормально всё, чего ты так всполошился? Твоя девочка, что ли?

– Моя. Говори, чего там с ней?

– Андрюх, – Киселёв улыбнулся, хлопнул его по плечу пудовой ручищей. – Ты меня знаешь. Когда всё хреново, я говорю: хреново. Сейчас я говорю: всё зашибись. Порезы, конечно, приличные, но и мы тут, знаешь ли, не пальцем деланные. Помнишь, как твоему оперу после перестрелки черепушку по кускам собирали? И как теперь?

– Живее всех живых.