Опер с особым чутьем

– Вот этого я точно не знаю – Душенин протяжно вздохнул. – Не буду вступаться горой за Давида Марковича – дескать, он кристально честен, все такое. Человек был своеобразный, не побоюсь этого слова, предприимчивый, знал, где можно получить выгоду, а в какое предприятие лучше не ввязываться. Но Каплин не был преступником – в том смысле, который вкладываете вы. Я ответственный работник, коммунист, член бюро горкома – да, творческая личность, но не настолько же, чтобы дружить с фигурой из криминального мира? Давид Маркович таким не был. Пусть он что-то скопил – не хочу отбрасывать вашу версию, просто не владею необходимыми сведениями. Но это не преступление, верно? Гражданам СССР не запрещается иметь сбережения. Вопрос – каким образом он их накопил? Путем преступных махинаций – другое дело. Это должны решать следственные органы и суд. Вы согласны со мной?

– То есть о планах Каплина вам ничего не известно, о его материальном положении – тоже?

– Да, товарищи, в этом вопросе мы с Машей не сильны. Общались с обычной советской семьей – пусть ее глава и был несколько… своеобразен. Думаете, его убили из-за этих сбережений? – Душенин беспокойно шевельнулся.

– Не расстраивайся, папа, – девушка сухо улыбнулась, – это не наш случай. Наших с тобой сбережений хватит лишь на неделю безбедной жизни, не считая ухода за мамой.

– Ты права, девочка. Зарплата директора пусть и не мала, но практически вся улетает. Есть к нам вопросы, товарищи?

Засиживаться не стоило. Вышли на улицу и с наслаждением закурили. Носилась ребятня, пронзительно гудели машины. Женщина кричала в окно какому-то Васе: уже вечер, и, если он не хочет ремня, пусть немедленно возвращается домой. Возможно, призыв относился к одному из дворовых пьянчуг, расположившихся на крышке погреба.

– Что скажешь, Павел Андреевич, об этом семействе?

– Не знаю. Ведут себя правильно. Некоторые аспекты своих отношений с Каплиными, понятно, утаивают. Жена Душенина тяжело больна. Видел бы ты этот жутковатый взгляд…

– Подумаешь, психиатрическое расстройство, – проворчал Куренной. – У нас у каждого, в кого ни плюнь, психиатрическое расстройство. Думаешь, у тебя его нет или у меня?

– Но не все его скрывают, – усмехнулся Горин.

– Тоже верно. Ну, и как тебе девица? Неплоха, да? Воспитанна, комсомолка, ухаживает за больной матерью… Только не говори, что не обратил на нее внимания. Есть дефект на лице, но в глаза не бросается.

– О чем ты? – Павел искренне недоумевал. – Считаешь это уместным, Вадим Михайлович?

– Ладно, забудь, извини. Ты же у нас в трауре.

Глава 7

Местный кремль, судя по открыткам, был неплох – хотя и невелик. В текущий отрезок времени он лежал в руинах. От собора осталась только нижняя часть – основательная, фундаментальная. Колокольня имела такой вид, будто ее обстругали тупым ножом. От базилики, связывающей эти два строения, уцелело тоже немного. Кое-где сохранились части стен, фрагменты пилястр, часть открытой галереи, обрывающаяся в пропасть. Машина с оперативниками остановилась за разбитой крепостной стеной, и пассажиры покинули салон. Следом подъехал пикап ГАЗ-4, выгрузились восемь человек в милицейской форме. Могли бы подкатить к месту, но опасались ловушек. Люди крались вдоль стены, по одному просачивались на территорию кремля. Вдоль развалин, сунув руки в карманы отвислых штанов, прохаживался небритый тип в кепке. Что-то его насторожило, и он завертел головой. Из-за пилястры возник гибкий, как прутик, Виталий Мамаев, сбил его с ног, придавил горло предплечьем. Тот захлопал глазами, крик застрял в горле. Сотрудники схватили его за шиворот, поволокли к машине. Мамаев успел послужить в разведке перед ранением, помнил, как снимать часовых. Группа продолжала движение. Куренной перебежал, втиснулся за угловатый выступ. В нише имелся проход в глубину здания – точнее, в обширные полуподвалы ранее «церковного назначения». Куренной обернулся, махнул рукой. Перебежали двое, заняли позиции по краям ниши. Пистолеты держали наготове.

– Ну, пошли, – выдохнул капитан.

Сначала крались, прижимаясь к стенам. Широкий проход извивался спиралью. На финальном участке пути уже бежали и ворвались в просторный склеп с колоннами. Городская «малина» – место, где собирается компания блатная, – жила своей «добропорядочной» жизнью. Несколько сколоченных столов, лежанки. На столах бутылки водки, нехитрая закусь, разбросанные игральные карты. Дым стоял коромыслом. Вечер в хату, как говорится…

– Подъем, граждане, выходи на зарядку!

Из окон под потолком просачивался дневной свет – дополнительное освещение не требовалось. Здесь находилось человек пятнадцать. Публика, характерная для уголовников, – щетинистые, наглые, плотно татуированные. Поднялся невероятный гам, народ забегал. Кто-то выхватил револьвер, но передумал – ругнувшись, бросил его на пол, да еще и пнул от себя подальше. Матерый тип с бельмом на глазу схватился за нож, но и эта овчинка не стоила выделки – сбоку атаковал Золотницкий, выбил финку, врезал по челюсти, и незадачливый боец покатился по каменному полу.