Опер с особым чутьем

– Как обычно. – Куренной засмеялся. – Приехали, посмотрели, сверили бумаги. Через месяц еще раз приехали, красотами полюбовались, рыбкой затоварились. А рыбка на озере знатная: ряпушка, налим, сиг, судак, окунь с лещом… То есть реального контроля за этими работягами нет. Верим мы безоговорочно в сознательность граждан. А потом удивляемся, когда они нас резать начинают…

– Приличный объем работы, – оценил Горин, – всех объездить, присмотреться, опросить под благовидным предлогом. А если еще кого вспомнишь – то и за месяц не управимся.

– Через месяц, если так пойдет, нас выведут на площадь и показательно расстреляют, – мрачно напророчил Куренной, – дабы знали, как не надо работать. И это не фигура речи…

– Закурились уже, – приоткрылась дверь, выглянула Наталья. – Фу, дышать нечем. Мужчины, вы на работе про работу говорить не пробовали? Чай остывает.

– Идем, милая, – спохватился Куренной. – Увлеклись мы что-то. Давай еще по одной, чайку – и топай домой, дай мне с женой побыть…

Глава 11

Утром в кабинете надрывался репродуктор: Москва, Красная площадь, части и соединения к проведению Парада Победы Советского Союза над фашистской Германией готовы! Вся страна припала к радиоприемникам и уличным громкоговорителям. Парад принимал маршал Жуков, командовал войсками маршал Рокоссовский. Специально для праздника из Берлина доставили знамя Победы, водруженное над рейхстагом. Строем проходили сводные полки, вражеские знамена и штандарты бросали на брусчатку перед Мавзолеем. Десятки тысяч военнослужащих чеканили шаг – рядовые, офицеры, генералы, маршалы. Захлебывались от волнения радиоведущие, описывая великое событие. А вся страна это зримо представляла. Прервали работу предприятия и организации, люди замерли в трепетном благоговении…

Телефонный звонок был так некстати. Звонил дежурный. Куренной выслушал, хмуро уставился на замолчавшую трубку, отыскал взглядом Горина.

– Снова звонила Мария Душенина. Ты ей нужен. В психиатрической больнице покончила с собой ее мать… Давай по-быстрому, одна нога здесь, другая там. Разберись. Шефер тоже подъедет – для порядка, так сказать…

Горин бросил машину у больничной ограды, взлетел на ступени, ворвался в холл. Маша и Душенин уже были здесь. Игоря Леонидовича трясло, он едва сохранял спокойствие, обнимал дочь. Маша плакала, размазывала слезы кулачками. Увидела Горина, дернулась к нему, схватила за руку.

– Почему? Я не понимаю… Как такое случилось?

Помощница Мясницкого Клара Ильинична – миловидная, широковатая в кости женщина – что-то сбивчиво объясняла Душенину. Она волновалась, то бледнела, то покрывалась румянцем. Замолчала, когда подошел новоявленный «друг семьи».

– Что произошло, Клара Ильинична? Доктор Мясницкий в курсе?

– Да, конечно, у Ивана Валентиновича был вчера тяжелый день, он с коллегами прибыл из Пскова уже под утро. Позвонил мне, сказал, что падает с ног и утром задержится часа на три… Но такое произошло… Он уже здесь, прибыл полчаса назад. Мы ничего не трогали там… где это произошло… В милиции сказали, что отработают криминалисты и только потом можно будет… снять тело…

Навзрыд заплакала Маша, смертельно побледнел ее отец.

– Извините, – взмолилась Клара Ильинична. – Мы закрыли палату на ключ, ничего там не трогали.

– Мы можем туда пройти? – пробормотал Душенин. – Почему нас не пускают? Что у вас происходит? Иван Валентинович клятвенно заверял, что с моей женой ничего не случится.

– Мы не можем вас пока пустить, Игорь Леонидович… – Женщина не знала, куда деть руки. Чувство вины ее буквально разрывало. – Хоть режьте, Игорь Леонидович, но нельзя… Пройдите к Ивану Валентиновичу, поговорите с ним, если не хотите ждать в холле… А вы – пойдемте. – Она стрельнула глазами. – Вы же из милиции, верно?

Женщина почти бежала, шурша больничными тапочками. Павел едва поспевал за ней.