Опер с особым чутьем

– Вы даже не представляете, насколько часто. Но в психбольницу приезжаем впервые, это что-то новенькое. Думаю, у жертвы наступила пронзительная ясность в голове. Настолько пронзительная, что ее захлестнуло… Позавчера, например, был вызов на улицу Красина. Молодая женщина, работница швейной фабрики. Почему не живется людям? В войну такого не было. Наглоталась таблеток – когда приехали медики, она уже коченеть начала. Лежала на кровати, а в глазах такое облегчение, просто светилась вся… Но переходим к текущему случаю. Посторонних следов не нашли, женщина была одна. В качестве веревки использовала простыню – она довольно крепкая. Узел вязала неумело, но все же справилась. Несложно перебросить простыню через трубу, завязать петлю. Ногой уперлась в выступ на стене, одной рукой обхватила трубу… Печально это, Павел Андреевич. Возможно, передумала, когда стала задыхаться, но обратного хода у нее не было, до трубы уже не дотянешься, до крышки унитаза – тоже. В общем, что сделано, то сделано… Вы уже составили протокол? Чего ждем?

Прибыли санитары с носилками, сняли тело. Павел при этом не присутствовал, видел, как уносили труп, укрытый простыней. На лестнице санитары столкнулись с Душениными. На Машу было страшно смотреть, лицо превратилось в застывшую маску. Санитарам пришлось остановиться. Когда Павел спускался по лестнице, они еще были там. Маша уткнулась в грудь отцу, подрагивала. Душенин беспомощно моргал, машинально гладил дочь по голове.

– Маша, Игорь Леонидович, мне так жаль… – Горин остановился, он готов был провалиться сквозь землю. Очевидно, чувство вины – что-то коллективное.

– Хорошо, Павел, что вы здесь… – Маша оторвалась от отца. – Проводите нас домой, пожалуйста.

Горин нерешительно мялся.

– Дочь, прекрати. – Игорь Леонидович беспокойно шевельнулся. – Павел Андреевич на работе, он не может в служебное время заниматься чужими личными делами. Все в порядке, Павел Андреевич, мы сами доедем, нас ждет шофер. А вы приходите к нам, когда настанет свободная минутка, обязательно приходите.

Он обнял дочь, повел ее вниз. Горин мрачно смотрел им вслед, а когда они скрылись, не удержался, закурил.

Перед уходом он заглянул к Мясницкому. Доктор сидел за столом, отрешенно смотрел в стену. Спохватился, задвинул ящик стола, в котором что-то выразительно звякнуло. Крепкий чай он тоже пил – на столе стоял пустой стакан в «железнодорожном» подстаканнике.

– Да, да, проходите, Павел Андреевич, присаживайтесь. Может быть, хотите?.. За упокой души, так сказать.

– Спасибо, Иван Валентинович, я на службе. – Павел присел.

– Так и я на службе. – Доктор с сожалением покосился на задвинутый ящик. – Оглушительное фиаско, Павел Андреевич. Вся моя методика потерпела поражение. И что теперь прикажете делать? Как смотреть в глаза Душениным? Плюс шумиха, которая обязательно будет. Не подумайте, я вовсе не жестокосердный эгоист… Всего на сутки уехал. – Доктор снова приглушенно ругнулся, угрюмо уставился на собеседника. – Скажите, что можно сделать, если человек решил уйти из жизни? Он все равно уйдет, какие бы препятствия вы ему ни чинили. К сожалению, Елена Витальевна так и не смогла оправиться после гибели сына.

– Возникнет ли такое желание у психически нездорового человека? Он отдает отчет своим поступкам?

– Значит, хорошо лечили. – Доктор горько усмехнулся. – Вот и думаешь порой, а нужно ли их вообще лечить… Все эти биполярные расстройства – раздвоения личности. Человеку хорошо в его ипостаси, во всяком случае, в одной из них – он прекрасно себя чувствует и плевать хотел на новые методики лечения психиатрических заболеваний. Это крик души, простите. Всех не вылечишь, кто-то уходит. К этому относишься философски, пока одна из этих историй не коснется тебя лично.

– Не думаю, что в случившемся есть ваша вина и Душенины будут в претензии. За всем не уследишь.

– Я тоже так думаю. Но отчего-то не легче. Многое переживали в жизни, придется и это пережить. Игорь Леонидович пока в прострации, не понимает, как жить дальше. Маша потрясена. Но это пройдет, время поможет. Завтра-послезавтра выберу часок, чтобы к ним зайти. Надеюсь, не прогонят. Вы тоже приходите. Не мое, конечно, дело, Павел Андреевич, но Мария Игоревна так выразительно на вас смотрит…

Мимо машины проплывал разрушенный Вознесенский монастырь. Он находился на возвышенности, в стороне от жилых кварталов. От старинной православной святыни уцелело немного. Белые стены посекли осколки и пули. Зияли дыры от попаданий артиллерийских снарядов. Уцелело несколько оконец арочного типа, часть крыши. От купола над центральным строением сохранился лишь каркас. Многие стены не выдержали попаданий, разрушились. Подходы к монастырю устилали обломки, рос бурьян. Павел проводил глазами оставшиеся за спиной руины. Машина, выехав из городка, огибала обширный мусорный пустырь. Куренной, сидящий за баранкой, покосился на спутника:

– Ты в порядке? Мрачный уж больно.

С момента инцидента в психлечебнице прошло полтора часа. Павел пожал плечами:

– Неприятно это…