Опер с особым чутьем

– Неласковые вы, – посетовал Куренной. – Жизнь не сахар? Понимаю, суровый рыбацкий быт. Повторяю, товарищ Буковский, все в порядке. В деревне случилась кража – воры ночью забрались в продуктовый магазин. Сторож стрелял дробью, прострелил задницу одному из налетчиков. Но тот все равно убежал. Утащили деньги из кассы – тысячу рублей и два ящика тушенки. Вот, расследуем, опрашиваем народ – может, видели чего?

Буковский повернулся к своим рыбакам:

– А ну, братва, у кого задница прострелена? Выходи, не прячься.

Рыбаки загоготали, осветились хмурые щетинистые лица.

– Что-то побаливает с утра, Аверьяныч, – признался коренастый мужик с огрубелыми руками. – А я-то думаю, с чего бы это…

Снова взрыв язвительного смеха. Милиционеры тоже поулыбались.

– Извиняйте уж, – криво усмехнулся Буковский, – подобными вещами не промышляем. Днем наработаешься – ночами спишь как убитый.

– Много рыбы?

– Много. Но не сегодня. Может, к вечеру развеется, тогда и выйдем. Еще вопросы есть?

– Формальные. Не взыщите, Федор Аверьянович, работа такая. Ходим и опрашиваем людей, иным и в душу лезем. А что? Попов отменили, а людям хочется выговориться, душу излить… Да вы не волнуйтесь, вашу бригаду ни в чем не подозревают. Несколько дежурных вопросов…

Поскрипывали ступени под ногами, прогибались перила. Люди, поднимаясь к поселку, двинулись по тропе к бараку. Трава в этой местности практически не росла, белели соленые проплешины. Буковский, видимо, понял – проще ответить на вопросы. И неприятностей можно избежать, и милиция быстрее уберется. В бригаде пять человек, работают по договору с районной конторой рыбного хозяйства. Людей в конторе мало, многих война выбила, другие калеками стали или пропали без вести. Платят немного – тут Буковский явно поскромничал, а Куренной тему не развивал. Работать приходится как каторжникам, сами видели. За рыбой приезжает фургон из города. Еду и одежду покупают на собственные деньги. Когда случилась кража? Позавчера? Спали без задних ног, потому как работали до позднего вечера, сети запутались, и несколько часов приводили их в порядок. Не до того, знаете, чтобы лазить где попало и красть тушенку…

– Ваши люди не местные? – спросил Горин.

– Не местные, – подтвердил Буковский, – но все с Псковщины. До войны тем же промыслом и занимались, опыт есть. Лично я на буксире ходил по озерам, возил на Балтику древесину и детали к тракторам.

– Воевали?

– Пришлось. Днепровская, потом дунайская флотилия, в конце сорок четвертого списали по ранению. Теперь нога болит, когда погода хреновая. Большинство у нас воевало. Николая в Белоруссии подстрелили, скитался по лазаретам. Аристарх в Сталинграде половину туловища отморозил. Борис от Бреста в сорок первом пятился, ранили, в госпитале чахотку подхватил, насилу выкарабкался. Лишь Василий не воевал – по Волге баржи гонял, потом в Суходолье переехал – это под Псковом, там у него сестра, немцы деревню дотла сожгли. Деньги мужику нужны, чтобы дом отстроить.

– Надолго во Вдовин прибыли?

– До снега, раньше уехать не получится. Такими темпами ни хрена не заработаем. Не отменили еще деньги в стране, верно? А как народу жить без этих проклятых бумажек?

– В город ходите?

Буковский пожал плечами.

– Ну, ходим. Толпой не валим, так, по одному, по двое. Ночами не жарко, приходится печку топить, ветра тут лютуют… Нет ничего интересного в вашем городе, только пятки напрасно сбиваем. В магазин зайдешь, еще куда. Танцы – для молодых, в кино – всякая ерунда трофейная. Не до развлечений, в общем.

Павел шел последним, присматривался. Куренной разговаривал с Буковским, остальные волокли ноги к бараку. Иногда оглядывались, одаривали неласковыми взглядами. Этих людей можно было понять. Чужаков нигде не любят. Чужаков с корочками РКМ – тем более. Что на уме у милиционеров? Люди вели себя сдержанно, открытого недовольства не проявляли. Коренастый малый открыл ключом дверь барака, народ потянулся внутрь.

– Зайдем? – спросил Куренной. – Да вы не пугайтесь, просто глянем на быт советских мореходов. Вдруг краденую тушенку под кроватью найдем?

Он вроде пошутил, но шутка не понравилась. Буковский сделал раздраженную мину – ладно, ищите свою тушенку. В бараке было просторно, в остальном – ничего хорошего. Окна, заклеенные изолентой, дребезжали от ветра. Мыть полы в привычку не входило. Заправлять кровати – тоже проявление дурного тона. Вещи валялись где попало – снасти вперемешку с фуфайками, недоеденными продуктами. По столу рассыпались крошки, костяшки домино. Среди препятствий лазили жирные тараканы. Их, похоже, специально разводили. Людей они игнорировали. Но вот пустые бутылки под окном были выстроены ровно, в две шеренги – как военные на параде. Задерживаться в этом вертепе явно не стоило. Возникло странное ощущение, что этот бардак создают намеренно – для таких вот редких посетителей. Впечатления бродяг эти люди не производили – основательная, целеустремленная публика. Прощание вышло скомканным, руки не жали. Народ отворачивался. Буковский для приличия что-то буркнул: в духе «ждем с нетерпением нашей следующей встречи».