Опер с особым чутьем

– Ленинградских студентов я бы тоже со счетов не сбрасывал. То, что мы видели, может оказаться ширмой. Сознательные ребята, зелень неопытная, ни разу в жизни не брали в руки оружие… У них такая же возможность беспрепятственно проникать в город, проворачивать дела и незаметно уходить. И незачем гнать толпой. Не забываем про главаря – условно говоря, «со струной». Он есть, от своего мнения не отказываюсь. Этот субъект наводит банду на цель.

– Соглашусь, – неохотно проворчал Куренной. – Не обольщайся, всего лишь за неимением более убедительной версии.

– Тогда понимаешь, что за всеми фигурантами нужно установить наблюдение.

– Это ты загнул. – Капитан досадливо поморщился. – У меня что, школа милиции под боком с курсантами-бездельниками? Кого я отправлю на слежку? Мы потеряли двоих, приобрели только тебя. Пока не скажу, что находка удачная. Штат скудный, и не забываем, что мирное население третирует не только наша банда.

– Перестань, Вадим Михайлович, ты же не маленький. Включайте осведомителей – где вы их держите? У всех они есть. И у нас до войны целый выводок имелся. Всякий уважающий себя опер держит пару сексотов – из шпаны, сидевших, кого в любую минуту могут упечь за решетку. Озадачьте уважаемую публику, пусть втихую понаблюдают за фигурантами, особенно ночью: покидают ли свои убежища, как проводят время. И чтобы глаза не мозолили, умеючи работали. И еще – об этой операции должны знать только твои опера. Больше никто – ни другие отделы, ни начальство. И ребятам скажи, чтобы не трещали, как сплетницы на базаре.

– Это еще почему? – насторожился Куренной.

– А так, на всякий случай, – уклонился от ответа Павел. Хотел бы он сам знать – ПОЧЕМУ…

Ночь прошла спокойно – даже подозрительно. Утро было тихим, солнечным. Павел курил, высунувшись по пояс из окна. Город проснулся, приступал к своей насыщенной мирной жизни. Хозяйки гремели на кухнях посудой. Сварливая жена бранила похмельного мужа: опять, бездельник, нажрался! Вся страна работает, а этому лишь бы выпить на дармовщину! А ну, голову под кран – и марш на завод план выполнять! Мужик был не скандальный, из тихих пьяниц, бурчал «угу» и делал, как говорили. Дородная женщина из второго подъезда развешивала во дворе постиранное белье, опасливо косилась на Горина – не собирается ли еще кого завернуть в простыню? Со звоном распахнулось окно.

– Тетя Галя, ваша Даша умерла! – звонко закричала девчонка.

Соседка ахнула, бросила свое белье, помчалась прыжками в дом. Павел напрягся, но курить не бросил. Шумели люди во втором подъезде, что-то разбили. Пищала девчонка, вступила еще одна. Видимо, квартира была коммунальной. В унисон кудахтали бабы – похлеще мужиков из портового дока. Из криков явствовало, что Даша жива, просто соседская девчонка подлила ей в чай травяной настой, которым поила ее мать. Про аллергию у Даши она не знала. Девочка упала, стала задыхаться. Вроде обошлось, привели в чувство, а теперь набрасывались друг на дружку, как свирепые воительницы.

«Медиков вызывайте!» – кричал кто-то рассудительный.

«Пусть укол противостолбнячный сделают!»

Соседи успокаивались, возобновилась «мирная» жизнь. Больных людей становилось все больше. Многие болезни неизвестно отчего возникали, и медики не знали, как с ними бороться. Во взводе Горина был сержант – храбрый толковый парень. С одним лишь недостатком: задыхался в сосновом лесу. Физиономия покрывалась сыпью, он совершал судорожные движения – и с легкостью мог выдать себя неприятелю. В поле, в городе – хоть бы хны. В осиннике, в березняке – пожалуйста. Но едва оказывался под соснами, начинался приступ, и приходилось парня срочно выносить. Военврачи пожимали плечами: надо же, какая цаца. Ну, бывает, аллергия или что-то в этом духе. Пусть не ходит в хвойный лес, а то загнется когда-нибудь. А как в него не ходить, если хвойные леса – везде? В общем, намучились с сержантом, пока ему однажды миной полноги не оторвало, и вопрос с демобилизацией не решился сам по себе…

Павел снова закурил. На душе было спокойно. «Словно и не целится в тебя снайпер», – подметил внутренний перестраховщик. Мысль не вызвала паники. От пули в лоб умирают мгновенно, все оборвется, и ничего не поймешь. Он затушил окурок в пепельнице, стал собираться на работу. Осталось легкое недоумение: чужой город, прибыл сюда не за этим, здесь погибла его невеста – почему же так быстро он привыкает к здешней жизни?

В отделе тоже было тихо. Куренной сидел за столом, что-то писал. Очевидно, мемуары – когда Горин глянул через плечо, заворчал и перевернул лист.

– Надо же, живой, – проворчал капитан. – Значит, работает вторая версия: бандиты залягут на дно. Послушал вчера тебя на свою голову – поручил операм следить за фигурантами. Сами в ночное не пойдут, осведомителей обяжут. Подождем, скоро появятся.