Опера и смерть

– Мне эта история сразу показалась странной, – добавила девушка, – и потом я поняла, почему. Некоторые люди, в том числе, к сожалению, и в моей стране, избавляются от дочерей, потому что не хотят давать за ними приданое. В России нам рассказывали про злого царя Ивана, который душил своих бастардов. Бедные люди иногда не хотят детей, потому что не могу их содержать. Но этот англичанин был богат, у него был законный сын – зачем ему делать такое злое дело?

Я с ней согласился, и согласился с удовольствием. Если бы не странное поведение доктора Пауэлла, я счёл майора оправданным. Этот Паркс мог попросту оболгать его, как оболгал синьору Ангиссола – нищие не оставляют в наследство домов, способных заинтересовать власти города Лукка.

Но оболгать английского джентльмена! Это ж каким негодяем надо быть!

– Ранвир! – прервала мои размышления девушка.

Слуга встрепенулся.

– Ты слушал наш разговор?

–Да, госпожа.

– Ты случайно не помнишь, как звали друзей мистера Паркса?

– Имя мужчины не помню, а женщину звали Мейбл. Она была горничной.

Этим мне пришлось удовлетвориться.

Я уже хотел выйти, как вдруг увидел нечто чудовищное. На гостиничном комоде стояла весьма оригинальная картина с инкрустациями; картина изображала женщину с довольно миловидным лицом и хорошей фигурой – но с ЧЕТЫРЬМЯ РУКАМИ! Двумя таинственная дама держала нечто вроде гитары, в третьей руке была раскрытая книга, в четвёртой цветок; фоном служило озеро с лебедями.

– Что это? – спросил я, не скрывая ужаса и отвращения.

– Это богиня Сарасвати, покровительница наук и искусств, а значит – моя патронесса.

– Какая мерзость!

– Мерзость?!

Девица, кажется, искренне удивилась. Она помедлила с ответом.

– А я так нахожу, что моя богиня гораздо красивее, чем тот бородатый идиотик, которого рисуют ваши христианские художники.

«Бородатый идиотик»?! Охваченный истинно христианским гневом, вышел я из этой обители идолопоклонников.

Глава 14.

Рассказывает Элизабет Берк, известная также как Мак-Генри.

Накануне исполнения «Любовного напитка» я буквально места себе не находила: во-первых, первый раз предстояло исполнение главной женской партии, во-вторых – беспокоила это история с Парксом и майором.

Но в самый день выступления я вдруг успокоилась. Выхожу на сцену не первый раз. К роли приготовилась. И даже если провалю её – не убьют же меня, в самом деле. В тот же день пришло письмо от миссис Бредли. Добрая женщина подробно описывала все события, произошедшие после нашего отъезда, и у меня словно камень с плеч свалился: полиция считает произошедшее взаимным убийством, а этот англичанин, который лезет с вопросами, вообще не полицейский, а брат жены Моргана. Теперь, если сыщик-любитель будет упорствовать – я ему расскажу про его сестру. И он заткнётся, дабы сохранить «честь семьи».

Наступил роковой вечер. Я вышла на сцену, вздохнула и … начала. Исполняла, может, без особого изыска, но нигде ничего не испортила. А когда добрались до сцены Адины и Дулькамары, месье Сэрму улыбнулся ободряюще, и страхи мои окончательно прошли.

Под предлогом «отметить выступление», собрала наших заговорщиков у себя, угостила вином и сообщила сведенья, полученные от миссис Бредли.

Очевидно, из-за переживаний проснулась на следующий день неприлично рано. Все остальные ещё отдыхали. Я позавтракала в гостинице, и в упоении от вчерашнего успеха, сделала глупость: взяла у хозяина адресную книгу и нашла адрес доктора Эдварда Пауэлла. Глупость имела продолжение: я пошла по указанному адресу. А потом встала перед дверью и спросила себя, стоит ли. Но дезертировать мне было не суждено:

– Лиззи, это ты? – спросил меня голос откуда-то сбоку.

Я повернулась и узнала Софи.

Вскоре мы уже сидели внутри и пили чай. Софи была явно рада встрече и с упоением рассказывала мне о муже, детях и доме. Я тоже была рада – Софи и её тетя, миссис Фергюссон, были единственными англичанами, которым я симпатизировала. Ну ещё, отчасти, миссис Бредли.

– Лиззи, – вдруг задала она вопрос, – сейчас у нас гастролирует оперная труппа, там есть певица, мисс Мак-Генри. Это ты?

Пришлось признаться.

Софи пришла в восторг. Оказалось, что её муж любитель оперы.

– Мы ходили и на «Орфея», и на «Бал-маскарад», и на «Напиток». Я на тебя обратила внимание, когда ты пела Оскара.

– Да, – подтвердила я без ложной скромности, – с партией Оскара я справилась отлично.

– И в партии Адины ты мне понравилась! Вообще-то, не следовало нам ходить в театр, – щебетала Софи, – совсем недавно умер родственник Эдварда, майор Рейс-Морган, нам надо соблюдать траур. Но мы не удержались – у нас так редко бывает возможность послушать хорошую оперу!

– Майор Рейс-Морган твой родственник? – поразилась я.

– А ты его откуда знаешь?

– У него была дуэль или что-то вроде с нашим музыкантом, мистером Парксом. Во всяком случае, их нашли убитыми друг напротив друга.

И я пересказала Софи то, что узнала от миссис Бредли и брата майорши.