– Я, товарищ Бергман, думаю точно так же, – ответил он. – При этом, как я уже говорил, единственный путь, возможный в данных условиях – это превращение Российской империи в просвещенную, социально-ответственную, но абсолютную монархию. Буржуазия в настоящий момент готова взять власть, но не готова управлять страной в общенациональных интересах, ибо главный мотив ее деятельности – это алчное извлечение прибылей из всего, что возможно. Совестливых людей в ее рядах самый минимум: на ум приходит только Савва Морозов, и на этом, пожалуй, все. Остальные готовы грабить всех подряд: своих поставщиков, работников и даже покупателей. Их принцип – покупать подешевле (в том числе и труд) и продавать подороже, а вырученные денежки складывать в германских, французских и британских банках. И в то же время их оппоненты из числа революционеров социалистической направленности не способны даже к захвату власти. Слишком их мало, слишком уж они неорганизованны, и к тому же над этой средой подобно ядовитому туману витают догмы бородатых классиков о неизбежном отмирании государства. А это идея отнюдь не коммунистическая, а даже, напротив, ярко буржуазно-империалистическая. Вы не поверите, но у нас там, в начале двадцать первого века, на коллективном Западе со всей решительностью продвигалась мысль о том, что после краха системы социализма время национальных государств и их суверенитета безвозвратно ушло в прошлое, и что власть теперь следует передать крупным транснациональным корпорациям. Джек Лондон, который тут десять лет спустя должен написать свою «Железную Пяту», громко аплодировал этим деятелям из могилы. И господин Витте, что представляет тут конечную цель нашей охоты – один из первых апологетов этой мутной идейки. Цель таких, как он – окунуть мир в кровавый хаос революций и мировых войн, чтобы в итоге получить власть империалистических монополий, железной цепью охвативших весь мир, после чего, по мнению некоторых умников, наступит конец истории.
– Шайзе! – выругалась я. – Так вот где собака зарыта! А я-то думала, с чего это вы, со всеми своими, прямо сказать, коммунистическими убеждениями вдруг бросились поддерживать абсолютную монархию…
– Как и при коллективной советской системе, при абсолютной монархии реальное наполнение государства зависит от личности руководителя, – сказал я. – Сменив Николая на Михаила, мы поменяли полярность российской власти, и теперь в нашу задачу входит помощь новому императору в очистке страны от разных пережитков предыдущего царствования…
В этот момент господин Зубатов, до того сидевший, скорчившись, на своем табурете, поднял голову и хрипло произнес:
– Да вы, господин Серегин, настоящий карбонарий – куда там нашим революционерам… Во имя абстрактного будущего блага вы меняете царей на троне, и говорите об этом, даже не скрываясь…
– А чего мне скрываться, – пожал тот плечами, – и ваш новый государь Михаил Александрович, и добровольно уступивший ему место бывший император Николай Второй целиком и полностью посвящены в то, что побудило меня действовать подобным образом. Ничего хорошего в случае моей пассивности в этом вопросе ни их лично, ни Россию в целом не ожидало. Что касается вас, то вы либо выйдете отсюда моим сознательным союзником, либо не выйдете вообще.
– Союзником? – переспросил Зубатов. – И с чего вы взяли, что я соглашусь с вами сотрудничать ради каких-то непонятных мне целей?
– Если не согласитесь – тем хуже для вас, – хмыкнул Серегин. – Цель у меня только одна – процветание России, в каком бы мире она ни находилась. К тому же мы с вами в какой-то мере единомышленники. Я, знаете ли, полностью разделяю вашу убежденность в том, что рабочие должны иметь легальную возможность бороться за свои права, и в то же время уверен, что эта борьба прямо противоречит интересам крупного капитала, проводником которых является господин Витте. Там, у себя дома, я предостаточно нагляделся на подобных людей, куда более опытных и теоретически подкованных – и могу сказать, что и вы, и любимое вами рабочее движение, и даже верно подгавкивающая им либеральная интеллигенция подобными деятелями воспринимаются как мелкая разменная монета, не более. Впрочем, сейчас это разговор просто не имеет смысла. Продолжить его лучше чуть позже, когда мы начнем разбираться с господином Гапоном, и нам понадобится организовать вам очную ставку. А сейчас, товарищ Бергман, вызывайте конвой, этот человек мне наскучил, и к тому же у нас еще много других дел.
Все время, пока товарищ Серегин давал отповедь этому запутавшемуся в своих принципах и деяниях человеку, я внимательно наблюдала за изменением внутреннего состояния подследственного, и могу сказать, что теперь все предоставленное ему время он будет спорить сам с собой. И в результате одна его половина убедит другую, что сотрудничество с нами – это наименьшее из всех возможных зол.