Оперативное вмешательство

24 (11) декабря 1904 год Р.Х., день двадцатый, 11:05. Санкт-Петербург, Церковная улица, дом 10, квартира отца Гапона.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Ну вот и все. Кажется, бег с заносами на поворотах подошел к концу. В квартиру Гапона мы пошли узкой компанией: я, мои юные адъютанты, Кобра, Дима-Колдун, Бригитта Бергман и отец Александр. Первый же сюрприз случился сразу, как я открыл просмотровое окно с целью убедиться, что мы попали куда надо, а не на квартиру к какому-нибудь железнодорожному технику Пупкину. Оказалось, что в столь поздний час Гапон был не один. Помимо его сожительницы Александры Уздалевой, хлопотавшей над колыбелью с маленьким ребенком, в квартире присутствовал еще один персонаж, одетый как прожженный городской интеллигент. Если добавить к этому специфический «одесский» акцент, семитские черты лица и погоняло Петр Моисееевич (то и дело вылетающее из уст Гапона), то получалось, что в наши сети случайно попалась жирная рыба – опекун попа-провокатора со стороны партии эсеров «товарищ» Пинхас Рутенберг собственной персоной.

И разговор-то какой у них интересный… Как мы тут и предвидели, от последних событий руководство эсеровской партии оказалось в панике в стиле «гипс снимают, клиент уезжает», и теперь требовало от Собрания фабрично-заводских рабочих решительных действий. А у Гапона еще и собаки не кормлены, петиция хамского содержания с политическими требованиями уже составлена, но единого мнения среди руководства Собрания, стоит ли ее подавать и когда это делать, до сих пор нет. Положение разного рода революционеров осложняет то, что в этом мире еще не отгремело эхо внезапных побед, а общество полно надежд на то, что неожиданная смена власти приведет к значительному улучшению жизни народа. Поэтому у многих деятелей (в том числе и у самого Гапона) возникли сомнения, следует ли вообще злить нового царя и его ужасного союзника (то есть меня), для которого оторвать дурную голову – все равно что выпить стакан воды.

К тому же из Артура, куда уже выходят из моего госпиталя раненые солдаты и офицеры, доходят сведения, что Артанский князь – не только самовластный монарх и Божий Посланец, но и большой оригинал, почти социалист, не делящий людей по сортам на бар и быдло, и другим не советующий исполняться сословной спеси, а то как бы чего не вышло… Владимировичи, вон, сгинули бесследно, и кого другого тоже может ждать такая же участь. Если простой народ смотрит на моего протеже с надеждой, то для либеральной интеллигенции явленный образчик справедливого социального устройства выглядит страшновато, а крупная буржуазия и вовсе подозревает во мне своего могильщика. Это они еще госпожу Мэри в деле не видели, а то бы сразу завыли дикими голосами, будто с них живьем снимают шкуры.

Одним словом, Рутенберг давил и уговаривал, а Гапон юлил как мог, не давая конкретного ответа относительно того, где, что и когда. Послушав эти недозволенные речи минут пять, я плюнул и приказал готовиться к инвазии. Мгновение – и просмотровое окно превращается в полноценный портал, и мы шагаем в полутемную комнату, освещенную только светом семилинейной керосиновой лампы. Гапон сидит лицом к нам; при виде вспыхнувшего светового круга, из которого в его затхлую квартирку шагнули семь темных фигур, его глаза расширяются, а смуглая кожа бледнеет. Он пытается привстать, но, повинуясь повелительному жесту Кобры, плюхается задом обратно на стул. Пинхас Рутенберг, сидящий к нам спиной, видя такое поведение своего визави и чувствуя появление чужих за спиной, тоже пытается встать и обернуться, но в затылок ему упирается ствол Федорова, который держит в своей руке Профессор.

– Сидеть, – юношеским баском командует мой адъютант, – руки на стол и не шевелиться.

Тем временем Матильда наклоняется и извлекает из правого кармана рутенберговского пиджака новенький браунинг третьего года, после чего, продемонстрировав всем свою добычу, аккуратно, двумя пальчиками, передает ствол Бригитте Бергман. И хоть этот поц, как уверяют нас историки, не состоит в Боевой организации, но все равно зачем-то таскает в кармане заряженную пушку. Ай-ай-ай, как нехорошо получилось… И Гапон явно того же мнения, потому что не ожидал, что его визитер окажется вооружен.