Оперативное вмешательство

Встречный плевок Гапона прилетел Рутенбергу прямо в глаз, после чего тот встряхнул головой, будто конь – и оба бывших подельника, тяжело дыша, уставились друг на друга ненавидящими взглядами.

«Туше, товарищ Бергман, – мысленно изрек товарищ Серегин, – все сделано наилучшим образом. Все всё видели и слышали, поэтому господин Рутенберг нам, пожалуй, и вовсе не нужен, ибо свою арию он уже пропел до конца. Да и Гапон сказал почти все, что мог, особенно ценно его признание, что на контакт с эсерами его толкнул именно Лопухин, а так же то, что цареубийство изначально входило в их общий план».

«Не думаю, что Лопухин всерьез собирался убивать вашего царя Николая, – безмолвно ответила я. – В его замысел входило подбить на такой шаг этих двух швайнехундов, а потом так напугать этими сведениями свое начальство, чтобы оно убрало императора из Петербурга. А то неизвестно, что могло прийти в голову этому достаточно неустойчивому человеку – вдруг он выйдет к демонстрантам и испортит им весь замысел. Ведь, если не ошибаюсь, личная подача петиции в руки монарху не запрещена местным законодательством».

«Вы не ошибаетесь, – послал мне ответ товарищ Серегин, – но о том, что он хотел, а что нет, мы будем разговаривать непосредственно с господином Лопухиным. А сейчас пора заканчивать с этим делом, убирать отсюда Рутенберга и заниматься непосредственно Гапоном. Ибо время не ждет».

– Итак, господин Гапон, – сказала я, опустив на Рутенберга колпак тишины, – как видите, ничем хорошим для вас эта история закончиться не могла. Рано или поздно вы должны были стать отработанным материалом, и тогда вас прикончили бы если не эсеры, мстящие за провал своего плана, то господа из департамента полиции, которым тоже очень бы не хотелось, чтобы вся правда вышла на свободу. Но мы не такие злые, и стараемся не убивать понапрасну, и уж тем более нам не придет в голову делать сакральные жертвы из вашей сожительницы и ребенка.

– Александра – моя жена! – хрипло каркнул Гапон.

– Женой она может стать только в том случае, если вы откажитесь от сана, – парировал Серегин, – но вы же дорожите своей рясой, как знаком своего статуса. Мы люди не злые, и готовы организовать вам эмиграцию в такое место, где никто и не будет подозревать о ваших прегрешениях. И уж тем более туда не дотянутся руки таких, как этот Рутенберг. Но вот только Господу вы служить больше не будете, ибо Он более не желает знать вас ни в каком виде.

– Я вас не понимаю… – пробормотал Гапон, зыркая глазами, – кто вы такие и чего от меня хотите?

– Я – Сергей Сергеевич Серегин, самовластный Артанский князь, Защитник Земли Русской и Бич Божий, и хочу от вас только того, что бы вы перестали гадить русскому государству и смиренно отошли в сторону. При соблюдении этих условия я буду весьма милосерден и щедр, но в противном случае не обессудьте. Я отдам вас таким людям, что адские муки начнутся для вас еще при жизни. Единственное, чего я не буду делать, так это обращать свою ярость на вашу женщину и ребенка, ибо это противно моим моральным убеждениям.

– О Господи! – воскликнул Гапон, и тут же его лицо перекосила судорога сильнейшей боли; широко открытые глаза остекленели, а из угла приоткрытого рта на рясу побежала струйка слюны.

– Сам напросился, – прокомментировал товарищ Серегин и, обращаясь куда-то в пространство, добавил: – Лилия, ты мне нужна!

– Я здесь, папочка! – откликнулась вечно малолетняя богиня подростковой любви, с легким хлопком возникнув в допросной. – Кого тут нужно вылечить и от чего?

– Вот с этим многогрешным человеком сейчас беседует сам Небесный Отец, – сказал товарищ Серегин, – мне нужно, чтобы в ходе этой беседы он не испустил дух, а то всякое может быть, когда совесть нечиста. Гражданин Кондрат, как я понимаю, уже наготове.

– Поняла, папочка, – сказала Лилия, подходя к Гапону со спины и накладывая ладони тому на виски. – Дядюшка – он такой, мощный…

Минут пять ничего не происходило, потом Гапон вздохнул, а взгляд его приобрел осмысленное выражение.

– Я все понял, господин Серегин, – сказал он безжизненным голосом, – и сделаю все, что вы мне прикажете, только больше не надо делать со мной такого, что вы проделали только что.

– Я ничего не делал, – пожал тот плечами, – вы сами напросились на личную беседу с Творцом Всего Сущего. Хорошо еще, что вы не сказали какой-нибудь глупости вроде «разорви меня пополам» или «выверни меня наизнанку» – а то были уже прецеденты исполнения и таких извращенных желаний. Все, что мне от вас нужно, это рекомендательное письмо для товарища Стопани к членам вашего Собрания, в котором вы назначите его новым руководителем. А вам при этом предписывается в течение сорока дней очищать вашу душу постом и молитвами, после чего ваша судьба может быть решена в самом благоприятном ключе…

Тут Гапон вдруг дернул щекой, как от пощечины – и, обернувшись, я увидела, что односторонний полог пал, и свидетели смотрят на Гапона и Рутенберга с омерзением. И самое главное – с покрасневшим от ярости лицом и слезами на глазах на Гапона смотрела Александра Уздалева.