Оперативное вмешательство

«Синдром Раскольникова, – беззвучно ответил товарищ Серегин, когда я мысленно сообщила ему результаты своих наблюдений. – Хотел узнать, тварь он дрожащая или право имеет. Выяснилось, что все-таки тварь, а вот дрожащая или нет – уже неважно. Там, в нашем с вами общем прошлом, он с той же целью грохнул Гапона на даче в Озерках, а потом долго оправдывался, обвиняя в этом деянии неких рабочих, которые решили убить своего вожака, узнав о его связях с департаментом полиции. Дурацкая отмазка – ведь об этих связях с самого начала знала каждая собака, ибо Гапон их вовсе не скрывал. Впрочем, как мне кажется, в данном случае все выглядит гораздо серьезней, поэтому спросите его, с какой целью он собирался совершить это тройное убийство».

Когда допрос ведет маг Истины, ему даже не требуется формальных вербальных ответов. Подследственный отвечает на вопрос мысленно, не может не ответить. Такая вербализация требуется только в том случае, когда допрос проходит в присутствии свидетелей, не имеющих возможности считывать мысли подследственного прямо из черепной коробки. Чтобы я могла добиваться такого эффекта, Дима научил меня заклинанию Откровенности, а товарищ Зул показала мне свою чисто деммскую пакостную штучку, называемую Эль-Скандаль. Откровенность накладывается во время одиночных допросов, а Эль-Скандаль лучше использовать во время очных ставок, ибо для него требуется двое или более лиц. При применении этого заклинания значительно повышается вероятность того, что подследственные начнут взаимно выгораживать себя и топить подельника[13], и особенно эффективно оно срабатывает как раз в присутствии сторонних наблюдателей. Не каждый маг-человек способен освоить приемы из деммской магии, но товарищ Зул сказала, что у меня все получится. Мол, есть во мне толика их крови, а посему пробуйте, товарищ Бергман.

Я мысленно произнесла формулу инициации заклинания, щелкнула пальцами, и стала ждать результата, который не замедлил воспоследовать.

– Что же вы молчите, Петр Моисеевич? – немного визгливым истеричным голосом (что как раз и говорило о начале действия заклинания) спросил Гапон. – Неужели в моем доме вам грозила какая-нибудь опасность, что вы притащили в своем кармане этакую пакость?

– Вы, Георгий Аполлонович, сами по себе опасность, – стараясь оставаться в рамках сдержанности, ответил Рутенберг. – Неужели вы думали, что я не знал о ваших отношениях с департаментом полиции, а следовательно, не подозревал, что на вашей квартире меня может ожидать попытка ареста?

– Мое сотрудничество с департаментом полиции – явление чисто формальное! – взвизгнул в ответ Гапон. – И вы знали о нем с самого начала! Я никогда никого не выдавал и не собирался выдавать, связь с господами Зубатовым и Лопухиным нужна мне была только для того, чтобы они не мешали мне бороться с проклятым самодержавием.

– Так почему вы вдруг отказались от давно задуманного массового выступления? – парировал Рутенберг, под действием заклинания позабывший о том, где находится. – Сейчас, когда все уже готово вы вдруг отказались выводить свое Собрание на улицы, чтобы потребовать от нового царя, пока его власть слаба, выполнить наши бескомпромиссные требования по ограничению царской власти. Неужели вы думаете, что я не знаю, что от господ Витте и Лопухина к вам пришла команда на время свернуть всякую активную деятельность?

– Неужели вы не знали, что Витте и Лопухин тут ни при чем? – сказал Гапон. – Против выступления оказалась большая часть рабочих, надеющихся, что новый царь сам даст им все положенное, без всякой борьбы. Я бы повел за собой людей под пули и нагайки, да только никто за мной не пойдет. Слишком сильна в народе вера в доброго царя-батюшку, который снизойдет к их нуждам и без того, чтобы тыкать в него палкой.

– О, как я ненавижу всех вас, трусливых и подлых гоев! – заорал в ответ Рутенберг. – При малейшем признаке опасности или намеке на доброту власти тут же отказывающихся от борьбы! Я знал, что так может получиться, и поэтому, при неудаче нашего последнего разговора, задумал убить вас, вашу жену и ребенка, чтобы обвинить в этом проклятых царских палачей – и вон тогда народная ярость всколыхнула бы Петербург! Иисус Навин, завоевывая Палестину бросил под пилы и молотки весь тот нечестивый народ, закосневший в идолопоклонстве и разных пороках, включая женщин и детей, и мы будем должны поступить с вами также! Вся ваша страна должна стать нашей Обетованной землей. Будь вы все прокляты, нечистые гойские свиньи! Тьфу!

Рутенберг плюнул, и этот плевок повис на бороде у Гапона.

– Сами вы, мерзкие жиды[14], палачи и нечистые свиньи! – взвизгнул тот. – Если бы не указания так ненавидимого вами господина Лопухина я бы не подошел к вам и на пушечный выстрел! Вы должны были помочь нам поколебать нынешнюю власть и убить царя, а уж потом мы бы поступили с вами так, как вы того заслуживаете! Погром в Кишиневе должен был показаться вам легкой забавой. Тьфу на вас в ответ!