Через неделю Генрих снова появился в городе. Звук его машины Оля узнала за квартал и успела причесаться у зеркала, где ее и застал капитан.
— Вы хорошеете, фрау Моника. Зеркала скоро будут говорить вам об этом вслух.
— О! Герр капитан! Вы смутили меня. Спасибо за посылку. Это так трогательно!
— Мы немцы, как известно, сентиментальны. Мне было приятно доставить вам маленькую радость и напомнить о себе.
— Я и не забывала, — Оля почти прошептала это и, вопреки желанию, густо покраснела.
Генрих просиял. Ему нравилась Моника. Обычно девушки приедались ему уже на второй встрече. С Моникой все было наоборот. Его тянуло к ней все сильнее. В его представлении она была настоящей арийкой: тонкой, но крепкой, светлоглазой, но с темными ресницами и бровями. Во всем ее облике было столько очарования, что даже муж-калека не мог испортить этого.
— А где Густав? — поинтересовался капитан, который привык, что муж все время топчется рядом.
— Я отправила его прогуляться. Но думаю, он пошел за папиросами. Хотите кофе?
— Тот, что я прислал вам? Нет. Это для вас. Хотя…так вы, может быть, все-таки откроете пачку.
В кофе Оля нашла крохотную плоскую серебряную коробочку с зеркальцем внутри.
— О! Я не приму этот подарок, если только вы не возьмете у меня…
Ольга лихорадочно соображала. У нее было всего две вещи: портсигар и зажигалка. Она сбегала к себе в комнату и принесла зажигалку.
— Я ее только что купила. Надеюсь, вам понравится.
Генрих взял в руки зажигалку.
— Надеюсь, вы будете вспоминать меня каждый раз, глядя в зеркало, — прошептал капитан.
— А я надеюсь, что вы просто будете иногда держать зажигалку в руках.
Густаву она ничего не рассказала. А вот Отто от души посмеялся.
— Думаю, это с Генрихом впервые. Немецкие девушки не щедры на подарки. Ленточка, засушенный цветок — это все, на что может надеяться влюбленный. Что ж, начало положено. Что рассказывал?
— Обмолвился, что скоро начнется настоящая война. Что ему надоели все эти выродки, которые сдаются через неделю.
— Неужели двинутся к нам? Не в Америку же? — задумчиво проговорил Отто. — Береги зеркало. Он будет проверять его наличие каждый раз. И не говори Густаву — взбесится как в прошлый раз.
Отто вертел в руках зеркальце, которое неожиданно раскрылось еще в одном месте.
— Смотри. Это на французском. «Дорогой дочери от любящего отца. Сентябрь 1914». Твой капитан побывал во Франции. Записку уничтожь — это лишнее.
— Какая мерзость! — Олю передернуло от отвращения. — Отнял у кого-то…
— Не обязательно. Купил у старьевщика. Кстати, вещица занятная. Капитан или проверяет тебя, или подарил первое, что попалось ему в руки.
— Все равно. Противно! Омерзительно!
— Согласен. Но пока придется хранить. А вот это, — Отто протянул, как всегда, коробку папирос, — отвези в тайник.
В Швейцарии было уже тепло. Оля положила коробку в тайник и поехала в Берн. Она давно не выезжала оттуда. Ей казалось, что оттуда она как-то спокойнее доезжает домой. Она вкусно пообедала. Потом купила шоколад и новую зажигалку — гораздо скромнее прежней и поехала обратно самым длинным путем.
«В следующий раз наведаюсь в банк, — думала она. — Деньги нужны постоянно. Интересно, их кто-то считает? Если да, то код сменят. Значит…»
Что это могло означать, Ольга не знала.
В Гордендорф она приехала рано утром, и первое, что увидела, была машина Генриха.
«Надеюсь, он еще не наведался к Густаву, — поспешила она домой. — Иначе мы можем попасть в неловкую ситуацию».
Муж завтракал в одиночестве.
— Тебе кофе? — спросил он угрюмо.
— Лучше чай. Я видела у вокзала машину Генриха.
— Он приехал еще вчера. Но не зашел. Я видел его в окно. Он ехал в санаторий. Устала?
— Очень. Но сэкономила десять марок…
— Я не знаю, куда деваться от этого напыщенного баварца. Он мне…
— И мне, дорогой, — ласково проговорила Оля. — Но разве ты не хочешь узнать, на какую страну они собрались напасть?
— Я и так знаю. И ты знаешь. И все вокруг. Только наши этого не понимают. Мы им нужны. И больше никто. Все остальные будут рукоплескать им за это.
Густав резко встал из-за стола.
— Скажи, Моника, что мы делаем здесь? — грозно спросил он.
— То, что нам приказывают. Сядь, Густав. Приказы не обсуждают. Ты знаешь это лучше меня. И не надо каждый день терзать себя. Каждый выполняет свой долг.
— Долг! Долг!
— Лучше придумай, как я могу сообщать тебе, что уехала на несколько дней?
— Голубя присылай. Шучу. Не знаю. Если ты волнуешься о капитане, то все просто. Я буду закрывать ателье. Постучится и уйдет, — уже спокойнее проговорил Густав.
— А если это почтальон. Ты откроешь, а сзади — капитан?
Они так ничего и не решили, потому что пришел Генрих.
— Как съездили, фрау Моника? — с порога спросил он. — Когда вас нет дома, ваш муж не зашторивается на ночь.
— О! Густав надеется, что какая-нибудь симпатичная соседка заглянет к нему на ужин. Спасибо, что сказали. Я прослежу за ним.
Они все трое весело рассмеялись, как будто им было смешно. Пожалуй, капитану было.
Потом пили кофе — из запасов капитана и съели почти весь швейцарский шоколад.
— Вы знаете толк в еде, фрау Моника. Вашему мужу повезло, — похвалил Генрих.