— Ваш дядя объяснял этому упрямцу его выгоду, но безрезультатно. А теперь он грозит нам и требует проценты. С чего, я вас спрашиваю? Мы оплачивали его счета. Он забыл это. А теперь ему нужны деньги. А они нужны всем. Но время упущено. Хорошо, что вы вырвались оттуда. Как там?
— Ужасно, господин управляющий. Население в панике. Продукты на исходе. Но все продолжают верить в мифическую победу.
— Русские вот-вот займут Берлин. Мы бы предпочли, чтобы это были американцы. Но русские не уступят им это. Их можно понять. Надеюсь, их зараза не поразит всю Европу. Впрочем, нас это мало интересует. Наши партнеры, я имею в виду американцев, англичан, французов, никогда не допустят этого, я уверен. Им чужды любые идеи, не основанные на реальных ценностях.
Глава 5
Ольга хорошо усвоила стратегию банков после разговора с Федером.
Гельмут выслушал ее отчет без замечаний.
— Нам важно, Моника, будет ли Европа поддерживать поверженную Германию. Да, я заглядываю в будущее. Но оно вот-вот наступит. Поверь мне, как только мы победим, союзники снова станут теми, кем они были всегда: нашими идеологическими врагами. А мы с тобой знаем, что идеология, на которую сегодня никто не обращает внимания, завтра может привести к новым войнам.
Ольга не могла представить, что кто-то задумывается о новой войне, когда еще не закончен этот ужас.
Разговоры с Марией отвлекали ее от воспоминаний. Ленхен радовалась возвращению, как ей казалось, домой. Девочка не вспоминала отца. Только иногда прислушивалась к шагам в других помещениях, но быстро отвлекалась.
На слезы оставались только ночи, ставшие бесконечными. Одно и то же воспоминание не давало ей заснуть: Густав у двери их дома, высокий и прямой, и его вопрос о дочери.
«Его волновало это с тех пор, как он узнал о моей беременности. Но он молчал. Не хотел меня обидеть. Он погиб, чтобы Ленхен жила. Я верю, что она его дочь. Его. Его. А не этой фашистской гадины».
— Девочка моя, — говорила Ольге Мария. — Не терзайся. В конце концов, у тебя есть дочь. Значит, Густав всегда будет рядом. Главное, что ты сберегла ее. И…
Оля знала, Мария хочет сказать про долг, который они честно выполняли. Но это не утешало.
«Здесь я впервые что-то почувствовала к Густаву. Он так тепло говорил со мной по телефону. Всегда один. Господи! За что нам это?»
У нее сжималось сердце, когда она слушала новости о продвижении войск.
— Густав мечтал о победе. Мы все мечтали, — говорила она себе. — Он был бы счастлив сейчас.
Через две недели Гельмут отвез ее в Неон.
— Я съезжу в Женеву, а ты пока прогуляйся вон с тем господином, — и он указал на Штерна, который неторопливо шел им навстречу.
— Добрый день, Моника! — приветствовал он ее. — Мне жаль Густава.
Оля кивнула, стараясь сдержать подступившие слезы.
— У нас с тобой есть два часа. Давай пройдемся по набережной. Тебе полезно.
Они шли молча минут пять, потом Штерн заговорил.
— Рудольф узнал подробности. Они запеленговали его, но донесение было слишком коротким. Если бы он поехал обратно той же дорогой, они схватили бы его у дома. И тебя с дочкой тоже. Густав, видимо, все рассчитал. Он выехал на дорогу из леса и почти сразу понял, что за ним едут две машине. Они догнали его. Он остановился. Двое подошли к его машине. И тогда раздался взрыв. Неизвестно, какая у него была взрывчатка, но от его машины практически ничего не осталось. Эти сволочи так и не поняли, кто это был. Номера он, видимо, снял еще в лесу. Ваши соседи уверены, что вы сбежали. Кто-то видел, как ты с ребенком ночью садилась в машину.
— Это важно? — спросила Ольга, которую в этот момент волновал только тот факт, что Густава не схватили раненым и его не мучает гестапо.
— Представь себе, это важно. Для нас с тобой война не окончится в день победы. Увы, детка, но это так. Мы нужны были до войны, пригодимся и после. Я хочу, чтобы ты не настраивала себя на отъезд. Твою дочь мы, естественно, сможем перевезти на родину.
Оля усмехнулась.
— Неужели у тебя никого не осталось на родине? — удивился Штерн. — Хотя… Война. Твой муж погиб за родину как солдат. Ты должна им гордиться. И жить дальше. Рудольф переехал в другое место поближе к границе с нами. Оставаться в мастерской было опасно. У нас больше нет ни рации, ни радиста. Но все появится в ближайшее время, если будет нужда.
— Мы же вот-вот победим?
— Разумеется. Но, если помнишь, нам было что передавать в Центр и раньше.
Штерн успел хорошо рассмотреть Олю. На его глазах молоденькая девушка превратилась в интересную женщину. Он с трудом представлял, как они вдвоем когда-то ликвидировали предателя.
— Извини, кое-что вспомнил. У нас с тобой боевое прошлое, детка. Всего несколько лет, и весь мир перевернулся, — сказал он Оле.
«Похоже, я никогда не вырвусь сосуда, — отрешенно подумала Оля в этот момент. — Я нужна этим людям. А для них долг превыше всего. А я просто часть механизма для его исполнения».
— Шифр у тебя с собой? — ворвался голос Штерна в ее размышления.
— Да. Конечно.
— Тогда составь донесение о смерти радиста. Отдашь Гельмуту, — распорядился Штерн.