Оперативный псевдоним «Ландыш»

В жизни почти каждого человека есть момент, когда необходимо сделать выбор: смалодушничать или, вопреки инстинкту самосохранения, сказать правду. Увидев Генриха, Оля заколебалась. Она понимала, что ложь спасет ее и ребенка от новых испытаний. Но тот, кто, рискуя жизнью, занимался в этот момент «крысами», мог провалить задание. И сотни фашистов устремятся в разные уголки земли, чтобы продолжать сеять зло, которое уже однажды дало свои страшные всходы.

— Скажите, этот Роберт живет по документам Густава? — уточнила Оля.

— Нет. Сейчас нет. Генерал знал его под твоей фамилией. Но он уже у нас. А что?

— Вот на этой фотографии — мой хороший знакомый. Он майор, может быть, уже полковник. Служил в гестапо. Он, возможно, не в курсе, что Густава уже нет. Но он хорошо его знал.

— Это ценная информация. Надеюсь, мы не опоздали. Он есть в вашей картотеке? — Штерн мгновенно преобразился.

— Да. Один из первых. Это от него мы получили информацию о начале войны и о недостатке техники под Сталинградом. Отто был в курсе.

— Тогда мы все переиграем. Готовься к встрече. Мы придумаем легенду. И… спасибо тебе.

От Штерна не укрылось волнение Ольги. И он хорошо представлял, какие чувства боролись в ней.

Уже через два дня Роберт перевез группу офицеров в Швейцарию. Сделать это было непросто, но только таким образом можно было, если не пресечь, то, по крайней мере, значительно сузить «крысиную» тропу, которую еще до конца войны организовали для себя немцы. Теперь им активно помогали американцы, благословляли из Ватикана, и многие страны открыли доступ «добрым христианам». Действия таких, как Роберт, связывали руки тем, кто был готов тысячами отправлять фашистов в безопасные уголки планеты. Безусловно, это была лишь капля в море, но и она была нужна в тот момент, чтобы не обесценить бесчисленные жертвы фашизма, не превратить победу над этой чумой в фарс.

— За вами, — сообщил Роберт «своей группе», — не прилетит самолет американских ВВС. — Но у нас есть другие пути. Вполне легальные, между прочим.

— Мы слушаем, — первым отозвался тот, кого надо было просто ликвидировать.

— Все просто. Двое могут прямо сейчас улететь в Лиссабон. Оттуда на корабле — куда угодно.

— Остальные?

— Еще двум-трем я смогу достать документы Красного Креста. После этого можно въехать хоть в Германию. Хотя лучше в Уругвай или Аргентину. Пока ситуация не изменится. Остальных я надежно спрячу. Через неделю у них будут документы.

Тот, кого необходимо было «убрать», не хотел рисковать.

— Как скажете, — равнодушно ответил Роберт. — Фотографии сделаем сегодня же.

— Мы должны обсудить это между собой.

Роберт бросил на стол паспорт Густава. Он видел, как изменился в лице Генрих. «Рыбка» клюнула. Этого было достаточно.

Глава 6

Оля проснулась на рассвете от жары, совершенно нестерпимой для нее. Уже шестой год она жила в Аргентине, куда прибыла с Генрихом еще тогда — в сорок шестом. Они жили в просторном белом доме, как и все вокруг. Два чужих человека, заброшенных судьбой на другой континент.

Каждое утро Ольга просыпалась на рассвете, чтобы оплакать оставленную дочь. Первые годы — слезами, которые просто кончились однажды. Теперь она вспоминала дочь, свой срочный отъезд в Лиссабон, прощание с Ленхен и твердую уверенность, что вернется через неделю-другую. Дочка легко отпустила ее. Оля вспоминала улыбку девочки, ее маленькие теплые ручки, обнявшие ее в последний раз.

— Моника, — заверил Гельмут, — скоро за тобой приедет Роберт или Штерн. Ты вернешься к нам. Группа Роберта должна быть уверена, что все работает, и их спасут, иначе у нас будет провал. Ты же все понимаешь. Рядом с Генрихом обязательно кто-то будет. Уплывет Генрих, а этот соглядатай успокоит остальных.

— А я? — допытывалась Ольга.

— Возможны два варианта: в последний момент ты просто исчезнешь с корабля или доплывешь до Аргентины или куда-то в те края, дождешься Роберта со следующей партией и благополучно вернешься. Если придется плыть, следи внимательно, с кем общается твой полковник. Все фотографируй. Нам пригодится.

«Они с Марией обо всем догадывались еще тогда. Они же опытные разведчики», — размышляла Ольга. И она начинала перебирать в памяти мельчайшие детали тех лет.

«Мне нельзя было приезжать к Марии после смерти Густава. Надо было спрятаться в каком-нибудь маленьком городке и выжидать».

Она понимала, что у них с Ленхен не было тогда другой возможности выжить. Да и грех винить Марию и Гельмута, которые столько для нее сделали. Для нее и ее дочки.

«Я могла “не узнать” Генриха. Но тогда провалилась бы вся операция. И погиб бы Роберт. Но могла же я не уточнять, что близко знаю Генриха? Могла. И должна была. А я…»

Тогда в Лиссабоне они с Генрихом почти две недели ждали корабль. И Ольга надеялась, что в последний момент он отпустит ее к малышке. Тем более, что к ним больше никто не приехал из Швейцарии. Но Генрих был неумолим.

«Я была его заложницей. Он все верно рассчитал: если я вернусь, его жизнь повиснет на волоске. Он зря волновался — его никто бы не тронул. Но он трус. И дрожит за свою бессмысленную жизнь. А уж тогда…»