Вацлав ещё немного послушал пьяный дорожный трёп за соседним столом, как помянули недолгую тяжкую службу рассказчика, сбежавшего из замка, даже помог ему подняться в комнату и милостиво поспособствовал его отключке перед самой дверью. Пришлось самому заносить несчастного в комнату. Заодно и осмотреться в его куда менее скромных вещах, чем предполагали его жалобы. Интересного не было ничего. Разве что сундук с новенькими световыми камнями. Золото он даже трогать не стал. Если идиот не видит, что оно меченое, это его проблемы. Что-то в том замке было не так, и это стоило того, чтобы отклониться от маршрута.
Проверил догадку Вацлав почти сразу, благо до Ратицы было рукой подать. И сияющий купол над замком вселил в него нелепую надежду, что в замке хранится-таки артефакт такой мощи, что он способен питать махину, какой показался Вацлаву этот тройной контур — он едва заметно мерцал из-за лысых чёрных ветвей рослых деревьев, стороживших замок, уходя одним краем в малую Зенницкую гору.
Строго говоря, Вацлав не был наверняка уверен, что речь в рассказе шла именно о копье. Он подумал так оттого, что уж слишком много в этой истории было подозрительного, и вообще совпадений.
Замок внезапно ожил и по сравнению с прошлым его визитом преобразился весьма. Ещё тогда, в первый раз Вацлав удивился его общему состоянию, несмотря на заброшенность и запустение, он не выглядел неопрятным, не ползли по нему обычные для таких обстоятельств трещины, не пахло под высокими сводами тленом и сыростью. Только вездесущий плющ смазывал картину застывшего времени, да могучий тысячелетний платан безмолвно присматривал за владениями хозяев.
Сейчас же кто-то спешно его реконструировал и превратил в Академию для магически одарённых детей, будто прочих академий в империи было мало, возвёл такое количество охранных укреплений, что Вацлав заинтересовался замком даже и без копья. Пустышку так охранять бы не стали.
А когда дал наудачу в начале учебного года объявление на доске студиозусов в булочной, неожиданно получил на него положительный ответ с указанием точного дня и места — он и мечтать не мог о лучшем — в самом замке!
Оставалась опасность того, что это проверка или ловушка, но Вацлав и сам не дурак — кто же в здравом уме станет раскрываться, если обстановка вокруг будет вызывать вопросы. Тогда он просто тихо уйдёт, не связавшись с контактом.
Часть 29
Петра почувствовала ментальное воздействие почти с самого начала. В тот самый момент, когда рискнула заговорить об экскурсии. Казалось, её мягко подталкивали к чему-то. Нужно было только быстро сообразить, к чему.
Потому что отбиваться от здоровенного мужика даже среди белого дня было чревато. А ещё неприятно и страшно. Именно поэтому все экскурсии оформлялись в булочной папы Паско с внесением имени экскурсанта в особую толстую книгу. Действие бестолковое, но устрашающее. После угрозы такой записью некоторые наотрез отказывались куда-то идти, полагая, что пропади в замке хоть что-то, свалят обязательно на него.
Петра не знала, может, так оно и было. Поэтому о том, что человек перед ней никакой не турист, девушка догадалась сразу. Хотя бы по тому, что записей в книге сегодня не было, она это точно видела, когда пришла утром.
Мужчина так внимательно разглядывал сквозь утреннюю дымку Журавля, что у неё почти не осталось сомнений в том, что это тот самый человек из объявления и есть. А когда она почувствовала плавный ментальный толчок и жгучее желание провести его в замок, уверилась в этом окончательно. А ещё он хотел о замке что-то узнать. Она не слишком поняла, что именно. Образы, рассыпающиеся от него в разные стороны, были то ужасающи оторванными руками и головами, то по-детски любопытными, то внезапно показывали листву, пестрящую яркими красками у них под ногами.
Петра несла всякую чушь, какая только приходила ей в голову сплошным потоком. Ощущение было, что внутри неё прорвало какую-то плотину, как на Ратицком озере прежней весной, когда вода хлынула в город, затопив улицы и свежие грядки с петрушкой и луком. Девушка говорила и говорила, лишь бы хоть что-то сказать, и лишь бы не было молчания между ней и клиентом, и этому угрюмому человеку не приходилось больше думать о всяких страшных вещах, вроде того, как он красиво и быстро сворачивает ей шею.
Петра вдруг подумала, что именно таким себе его и представляла, когда вкладывала силу в копьё. Сухим, подтянутым, строгим. С тонким шрамом, пересекающим нос и правую скулу. В чёрной кожаной куртке. Старой, но сидящей на нём, как влитая, словно он с ней сроднился.
Её копьё очень ему подойдёт, подумала Петра. Она почти видела, как он прячет его, плотно прижимая к себе рукой, и как оно беспрекословно ему повинуется. Наверное, именно поэтому слова вырвались изо рта Петры, минуя мозг.
— А вы случайно не девушку с большой грудью ищете?
Выпалила так и стала, что алые занавеси в мужицком квартале, аж лицо от жара закололо.
Мужчина подавился воздухом на вдохе.