— Несдержанность тебя погубит, — проворчал Сешень, доставая письмо, чтоб проверить, нет ли на нём каких-то охранных заклятий.
— Скука. Меня погубит скука, — Марий выхватил из его пальцев конверт. — Что за люди? Всё важное сначала не мне! Что тут… — император нахмурился, читая донесение, которое сначала противилось вскрытию, но он угрожающе потряс над бумагой кольцом, и письмо покладисто развернулось, — Отравителя вашего нашли, — почти не удивился Марий. — А всё кто молодец? — довольно спросил венценосец. Ответа вопрос не требовал, поэтому Сешень скорчил умилённую физиономию и промолчал, — Правильно! Я молодец! Что именно Павена тебе ректором поставил. Гениальная всё-таки идея — лучшие сыщики страны у твоей академии на побегушках!
В бесспорной гениальности такого присмотра Сешень не был уверен, хотя бы потому, что работать с имперскими шпионами отсюда, из замка — значило ненужное внимание к Журавлю привлекать, но князь благоразумно промолчал.
Марий вчитывался в письмо, бормоча вслух:
— Дочь булочника… Иржи Каневский… Во дурак! А я давно говорил, за этими гномами глаз да глаз! У них комплексы из-за роста и неуёмная тяга к любовной страсти. — Марий ткнул в Сешеня запиской.
Моравицкий быстро пробежался глазами по донесению. Иржи Каневский …надругался над дочерью булочника, та обрадовалась и отказалась выходить замуж. Жених обиделся и надругался над Журавлём, добавив в бочку с самогоном настойку синего ландыша…
Сешень поднял на императора нечитаемый взгляд.
— А я всегда говорил! Все беды от ба… женщин! — глубокомысленно рассудил августейший.
Сешень недобро усмехнулся, пряча записку в нагрудный карман.
— По тебе и не скажешь. Ты вон и без женщин, сам молоток. Страшно представить, что будет, когда ты свою наконец-то дожмёшь.
Марий в ответ величественно его проигнорировал.
Но в целом Сеш был согласен. Хоть в этом вопиющем случае беды устроил паршивец Каневский, которого даже наказать сейчас было нельзя — из лазарета ещё не выпустили. Вот пусть только выпустят, он его собственными руками в нежить оборотит.
— Повелеваю, — веско уронил их величество, — Закрыть академию для выхода в город до зимних праздников. Чтоб не войти, не выйти не мог никто! Повод — вот он, — Марий кивнул на письмо. — Я венценосец и деспот, мне можно. И обязательный курс занятий по безопасности …надругательств раз в неделю, — Император уставился на хлопающее под порывами ветра окно и, хмурясь, почесал бороду.
Точно! И контрольное подчиняющее заклинание на надругатели, раздражённо подумал Сешень. Чтоб только об учёбе и думали дуболомы! Ерунда, что такого не существует! Они с Нэтом придумают!
— Думаешь, занятий по безопасности будет достаточно? Если ты их всех тут в одном замке запрёшь, что им ещё делать?
— Справедливо. Расписание пересмотри, чтоб вздохнуть некогда было?
— Ещё минимум четверых преподавателей надо. Лучше, конечно, шестнадцать.
— Бездна! — выругался император. — Что там по инструкции? Хлеба и зрелищ? Со зрелищами сейчас у всех недобор, а хлеба, так и быть, подкину.
— Столько не сожрёшь, на сколько ты нас изолировать собираешься, — съязвил Моравицкий.
— Жрать всегда хорошо! — не согласился император. — Заклинания в умывальнях обновить не забудь только. Могут с нагрузкой не справиться.
Сешень с досадой поддел носком сапога ворох бумаги. Ещё и умывальни. Сплошные расходы. Потом начнется поток Ратицких девиц, загрустивших без адептов, потом драки в академии, потому что девиц у них самих маловато, потом разборки девиц с девицами… И никакой хлеб им выжить не поможет.
Но мысль была здравая, более того, уже озвученная накануне вечером, и точно вела их по намеченному давным-давно плану. Внешняя опасность, сплочённость против произвола ректора, который волю императора передавать будет (Сешень даже на краткое мгновение Павена пожалел), совместный досуг — всё это очень способствовало связям. Князю тут только оставалось огня подбрасывать и масла в него подливать. Для пущей совместимости. Но вопреки ожидаемому, мысли эти нагоняли на Моравицкого глухую тоску.
Прокачанное чутьё его упорно твердило, что сидеть им в заточении, пока Марий с гильдией артефакторов, торговой палатой и прочими человеческими бунтами не разберётся. И длиться это может… всегда. А драконы… Драконы что-то не торопятся появляться.
Взгляд Сешеня, по-хозяйски подсчитывающий причинённый кабинету ректора ущерб, запнулся о рассыпанные по полу шпильки Нинандры. Мужчина нахмурился, отгоняя упорно лезущие в голову отвратительные мысли. Обернулся.
Разорванный жилет Павена красноречиво помалкивал на полу.
— Идём, — хлопнул Сешеня по спине император. — У тебя Боржек чего-то на крыше болтается. Спросим, как там ему.
Часть 32