Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

Омар пересек зал на звуки пения, ставшего теперь еще громче. Певцов должно было быть около полудюжины, не больше, но незнакомый Омару язык звучал громко и страстно. Казалось, монахи используют сводчатые помещения в качестве резонатора.

В противоположной стене комнаты были две двери или, скорее, два прохода, потому что здесь, внизу, дверей не было. Правый проем вел в темный коридор, из которого не доносилось ни звука, правый — к следующей лестнице. Она вела вниз, была широкой и удобной и выложена светлыми плитами. Внизу было вытянутое помещение, похожее на неф христианской церкви, чей свод покоится на колоннах. Справа и слева от центрального прохода стояли длинные столы со скамьями из необработанного дерева. Места хватило бы человек на пятьдесят, может быть, больше. На стенах Омар увидел изображения святых, частично закопченные и облупившиеся, выполненные в приглушенных тонах.

Песня становилась все слышнее, так же как резкие команды, свист бичей и крики боли. Во имя Аллаха Милосердного, это называлось монастырем? До сих пор Омар не встретил ни одного человека, и это придавало ситуации еще большую таинственность. На мгновение он в нерешительности укрылся за одной из колонн, затем все же смело направился к боковому порталу, откуда проникал свет. То, что он увидел, заставило его содрогнуться.

В широком освещенном проходе, вдоль которого тянулись отгороженные решетками камеры, стоял бородатый, одетый в черное монах с кнутом. Вокруг него с пением танцевало около дюжины жалких бритых существ, некоторые совсем обнаженные, некоторые полуголые, их животы раздулись, как у голодных детей, которых Омар видел на Синае. Как выдрессированные звери, они, двигаясь по кругу, читали молитву, мысли же их были где-то далеко. Безумные! — пронеслось в голове Омара. Их лица и вправду светились безумием. Когда же один из них по какой-либо причине пытался напасть на соседа, монах стегал его кнутом, и тогда они визжали и извивались.

Омар, захваченный этим зрелищем, скорее похожим на бред, стоял, будто окаменев, в дверях и не двинулся с места даже тогда, когда монах с кнутом взглянул на него. Монах испугался больше, чем Омар: казалось, он не верит собственным глазам, считая Омара призраком. Не обращая более внимания на поющих, он приблизился к Омару с протянутой рукой, будто с помощью прикосновения хотел убедиться, что перед ним не мираж.

Омар кивнул, желая продемонстрировать таким образом свои дружеские намерения, что ему не удалось. Монах испуганно замер и поднял кнут, приготовившись к обороне. Успокоился он, только заметив спокойствие Омара.

— Кто ты, незнакомец? — спросил он подчеркнуто вежливо, будто желая умилостивить злобного гостя.

— Меня зовут Хафиз эль-Гафар, — ответил Омар громко, чтобы перекричать молитвенное пение. И будто невидимый дирижер взмахнул палочкой, безумные смолкли, уставившись на пришельца удивленными глазами. В их глазах был свет мудрости, в телах — признаки разложения. Они приблизились, чтобы получше разглядеть его. — Там бушует хамсин, — прибавил Омар, будто в свое оправдание.

— Хамсин. — Монах пару раз кивнул и ответил: — Нам незнакома смена природных явлений. Ничто не есть более преходяще, нежели ветер и погода. Что есть песчаная буря в масштабе вечности? Не более чем искра огня. Но как ты вообще сюда попал?

Теперь Омар понял, что совершенно не готов к подобному вопросу, и ответил первое, что пришло ему в голову:

— Я археолог, я заблудился на пути в Рашид. — Замолчав, он мгновенно пожалел о своих словах, но было слишком поздно.

— В Рашид? — Казалось, монах успокоился. Внезапно он хлопнул в ладоши и повернулся к наблюдавшим за ними умалишенным, столпившимся вокруг собеседников, крикнув: — Во имя Иисуса Христа, в камеры!

Бормоча и всхлипывая — некоторые заплакали, как дети — те разбрелись по клеткам, и монах поторопился запереть решетки, за которыми, насколько удалось разглядеть Омару, стояли лишь покрытые тростниковыми циновками кровати.

— Нечасто к нам забредают незнакомцы, — говорил человек в рясе, закрывая клетки, — честно говоря, с тех пор, как я здесь, а этот срок намного превосходит среднюю продолжительность жизни египтянина, не приходил ни один. По крайней мере не доходил до этих комнат. Одного иностранца мы как-то спасли от смерти. Мы нашли его лежащим в двух милях отсюда, он умирал от жажды. Мы отправились пуда охотиться на змей, он был почти мертв.

— Охота на змей?

— Мы охотимся на змей, чтобы прокормиться. Мы ловим больше, чем можем съесть. Дважды в год на Епифанию и в праздник апостола Андрея, покровителя нашего монастыря, патриарх Александрии присылает нам зерно — по мешку на брата. Слишком много для людей, сделавших пост содержанием своей жизни. Пойдем, я покажу!