Операция «Крепкий поцелуй»

Господа должны учесть:
Что у нас ракеты есть!
Сто мильонов тонн тротила,
Чтоб кондрашка их хватила…

– развлекали частушками делегатов куплетисты Рудаков и Нечаев[28] на сцене новенького Кремлевского Дворца съездов, только открывшегося по случаю собравшегося в Москве XXII съезда Коммунистической партии Советского Союза.

Грозный атом мы сумели
Приспособить к мирной цели,
У кого другие цели —
Тех мы держим на прицеле…

Сидевший в правительственной ложе Хрущев восторженно хлопнул Бережнева по плечу:

– Вот мы им показали, Леня! Шарахнули самую мощную за всю историю человечества бомбу! Вспышку даже америкашки видели – на Аляске.

Бережнев, натянуто улыбаясь, закивал.

– Никита Сергеевич, – осторожно начал он, – а вам про Сташинского докладывали?

– Докладывали, докладывали… – отмахнулся Хрущев. – Дай частушки послушать!

Бережнев вздохнул, выждал немного и продолжил:

– Я, конечно, очень уважаю товарища Шалепина, он твердый комсомольский работник был, но все-таки согласитесь: КГБ – не его это дело. Какой скандал с этим Сташинским вышел! А ведь Шалепин лично его награждал, лично ему выезд в Берлин разрешил. Теперь весь мир, все газеты только про это и пишут…

– Чего ты на больное давишь, Леня? – поморщился Хрущев. – Праздник испортить хочешь?

– Да я так, просто заметил, что часто наши чекисты при Шалепине стали за границу сбегать! Подгнивает там все в КГБ-то.

Хрущев резко повернулся к Бережневу и уставился на него пронизывающим взглядом:

– Ты куда клонишь-то? Говори прямо.

– Заберите Шалепина в ЦК, он там полезнее сегодня будет.

– Ну а на его место? – хитро прищурился Хрущев. – Кого сватаешь?

– Да кого скажете! Вот хотя бы, раз уж вы согласились товарища Семидольного в Москву вернуть, то и он может. С Шалепиным хорошо знаком. Значит, дела без проблем примет. И вам верен – не подведет! А по характеру тверд, напорист – работу как надо организует. Нам ведь сейчас, после всех этих проколов, ой как надо шпионов ловить…

Хрущев в сомнении покачал головой и уставился на сцену, где продолжали веселить публику куплетисты:

Два туриста с чемоданом
Сняли ряд секретных данных,
А сейчас без чемоданов
Подъезжают к Магадану…

– И еще, Никита Сергеевич, не хотел вам говорить… – как бы нерешительно начал Бережнев.

– Ну что еще? – уже слегка раздраженно отозвался Хрущев.

– Ну, правда, ерунда какая-то, но показательно…

– Что ты все время хитришь? – возмутился Хрущев. – Говори давай!

– Ну, если вы настаиваете… Дело в том, что Шалепин, он же в комиссии по перезахоронению Сталина…

– И что?

– Вчера тело Сталина по вашему указанию…

– По решению съезда!

– Да-да, по решению съезда тайно было вынесено из Мавзолея и захоронено у Кремлевской стены.

– И что?! Что ты тянешь? Суть-то скажи!

– Вы же приказали Шалепину, чтоб пуговицы золотые с мундира у Сталина срезали и на латунные заменили, и погоны генералиссимуса срезать сказали…

– Ну и?..

– Пуговицы заменили, а погоны Шалепин… срезать не стал! Так и похоронили с погонами генералиссимуса.

Лицо Хрущева налилось кровью, глазки забегали, губы плотно сжались. В злости он стукнул кулаком по парапету ложи и выбежал из зала.

По губам Бережнева пробежала самодовольная улыбка.

* * *

Роберт Кеннеди потянулся на массажном столе и, приспустив простыню с поясницы, небрежно бросил склонившейся над ним очаровательной массажистке в коротеньком белом халатике:

– И ягодицы разомни как следует, крошка…

Руки массажистки энергично забегали по его напряженным мышцам. Роберт сладостно вздохнул и повернулся к лежавшему на соседнем столе брату, над которым хлопотала не менее сексуальная массажистка.

– А если бы у кого-то из танкистов… неважно, у нас или у них – дрогнули б нервы?! – спросил Роберт. – На Новой Земле русские только что взорвали пятьдесят восемь мегатонн, Джек, пятьдесят восемь! Любой город: Париж, Лондон, Вашингтон – просто б испарились за мгновение!

– Они хотели сто… – буркнул Джон и сморщился от боли – массажистка принялась за его спину.

– Если бы они взорвали сто мегатонн, то, как сказал Хрущев на съезде, повыбивали бы окна в своих домах в Москве…

– Хрущев много чего на съезде сказал, – усмехнулся Джон, – что через десять лет они перегонят нас в экономике, а через двадцать – будут жить при коммунизме. Так что отступать нам в Берлине было нельзя.

– Ну так ведь отступили…

– После того, как русские первыми отвели свои танки.

Роберт засопел.

– Что-то я не пойму, – заявил он. – То ты позволяешь им построить стену, заявляя: «Лучше стена, чем война», – то наоборот – говоришь, что отступать нельзя, и балансируешь на грани ядерной катастрофы.