Операция «Крепкий поцелуй»

– Джек вроде бы послал его к черту и ушел с Кейт в спальню. Но напоследок этот ублюдок Бобби сообщил, что решил объявить войну мафии и ее приспешникам, явно намекая на меня и на тебя, и на то, что ему известно о нашей с тобой дружбе. Не забывай: он – генеральный прокурор! И пока Джек не увлекся еще кем-то, я надеюсь, что крошка Кейт, между поцелуями, уговорит его охладить своего братца. Эти сосунки Кеннеди забыли, сколько мы сделали для их победы на выборах, – распалялся Джанкано, – я… я лично уговаривал профсоюзы голосовать за Джека! И немало заплатил за это! Они позабыли, сколько их папаша в свое время заработал на наших сделках. Он же сколотил состояние, торгуя нелегальным алкоголем во время сухого закона! И из этих денег потом финансировал и выборы сыночка!

Джанкано схватил с тумбочки стакан с виски и залпом выпил.

– У нас такое прощать не принято… – злобно проскрипел он зубами.

– Это же политика, Сэм, – робко заметил Синатра. – Тогда ты им был нужен, сегодня – нет.

– Я не политик, Фрэнки, – подойдя вплотную к Синатре, задышал ему в лицо Джанкано. – Я гангстер. И в отличие от политиков у нас есть законы чести. Мы можем простить все: неудачу, ошибку, случайный промах… Но простить предательство?!

Стакан чуть не треснул в сжатом кулаке Джанкано. Он швырнул его на кровать и тяжелыми шагами зашагал по спальне. Следивший за каждым его движением Фрэнк чувствовал себя очень неуютно – слишком много злобы и неотвратимости было в последних словах Джанкано.

– Сэм, я ни черта не понимаю в политике, – попытался он разрядить атмосферу. – На Бобби мне наплевать, но Джек… Джек – мне друг.

– Он увел твою бабу, – фыркнул Джанкано.

– Он мне друг, – твердо повторил Синатра. – И мне плевать на баб. И ты – мой друг и партнер по бизнесу. И я не хочу потерять ни тебя, ни его…

Синатра поднял глаза, встретился взглядом с Джанкано и вздрогнул – вспышки ненависти полыхали в глазах мафиози, желваки играли, губы нервно подергивались.

– Не бери в голову, – вдруг, заметив его испуг, махнул рукой Джанкано и неуклюже улыбнулся: – Шучу я. Главное, это, знаешь, что… чтоб ты пел!

Синатра натянуто улыбнулся.

– Только… – задумчиво произнес Джанкано, – Джек к тебе не приедет, поверь мне.

* * *

– Жаклин! – с удивлением воскликнул Роберт, войдя в Овальный кабинет Белого дома и увидев, как супруга президента Жаклин Кеннеди быстро кладет телефонную трубку на рычаг аппарата. – Что ты тут делаешь?

– Привет, Бобби! – стараясь скрыть охватившее ее смятение, с наигранной веселостью откликнулась первая леди. – Я шла по коридору, а в кабинете мужа слишком настойчиво трезвонил телефон. Я подумала, вдруг что-то важное, заглянула… а это звонил белый телефон, его личный, номер которого знают только члены нашей семьи…

– Что-то случилось? – спросил Роберт, увидев, как на глазах у Жаклин наворачиваются слезы. – Кто звонил?

Жаклин не ответила и отвернулась к приоткрытому окну, из которого доносились веселые детские крики. Роберт глянул на президентский стол, на котором чуть в стороне от полчища телефонных аппаратов черного цвета, словно ворона-альбиноска, выгнанная из стаи, одиноко стоял белый телефон, подошел к Жаклин и тоже, поверх ее плеча, выглянул в окно. На лужайке у Белого дома каталась верхом на пони, заливаясь от смеха, пятилетняя дочка президентской четы – Кэролайн, Джон Кеннеди, поглядывая на нее, возился со своим младшим сынишкой – тоже Джоном Фицджералдом Кеннеди, которому только исполнилось полтора годика, а вокруг счастливого семейства носилась, звонко тявкая, беленькая лохматая дворняжка.

– Какие у вас с Джеком прекрасные дети… – искренне восхитился Роберт и нежно, по-братски, приобнял Жаклин за плечи.

Жаклин обернулась, посмотрела Роберту в глаза, ресницы ее дрогнули, и она, не сдержав переполняющих ее чувств, ткнулась лицом в грудь Роберту и разрыдалась.

– Почему?! Почему она все время звонит ему? – вздрагивая всем телом, всхлипывала Жаклин. – Зачем он дал ей прямой телефон? Как она смеет вмешиваться в нашу жизнь? Эта пустая киношная сучка!

– Жаклин… – пытаясь успокоить, погладил ее по голове Роберт. – Ты же знаешь, Джек…

– Я все, я все знаю! И все понимаю! Я понимаю, что Джек болен, я понимаю, что он вынужден сидеть на всех этих таблетках и уколах, я даже приняла то, что из-за этих «лекарств», хранящихся для него по всей стране в банковских ячейках, ему постоянно нужен секс, я закрыла глаза на бесконечных секретарш, ассистенток и прочих шлюх… Но зачем вмешиваться в мою личную жизнь, в жизнь нашей семьи, в жизнь моих детей?!

– Это звонила Монро? – спросил Роберт.

– Да, – ответила Жаклин, утирая слезы и успокаиваясь. – Сказала, Джек обещал ей развестись со мной и жениться на ней.

Роберт помолчал немного, выдохнул и, осторожно выговаривая слова, произнес:

– Если тебе будет легче, то знай: третьего дня он просто послал ее. Просто послал. Из-за очередной шлюшки, которая ему подвернулась. Неужели ты не понимаешь, что там ничего, кроме секса, нет?

Жаклин поежилась.

– Она слишком много себе позволяет, – появились нотки металла в ее голосе.