Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах

– Если мы сейчас не кончим Фаберовского, Рачковский нас с тобою кастрирует, и тогда уже ни одной не будет, – урезонил бывшего околоточного Гартинг. – Полагаю, что как только поезд войдет в тунель, мы должны отправить Гримбла в купе к поляку. В вагонах будет гореть свет, так что он не должен промазать. А выстрела из-за грохота в туннеле никто не услышит. Потом Гримбл вернется к нам и ты сбросишь его с поезда. Едва состав прибудет в Айрало, ты, как человек солидный и незнакомый в лицо госпоже Фаберовской и ее компаньонке, явишся в полицию и заявишь, что Гримбл вышел из вагона, несмотря на твои попытки удержать и отговорить его, и назад не вернулся. Думаю, вы встретитесь в участке с Пенелопой, так что обнаружение трупа поляка не замедлит себя ждать. Самого Гримбла потом отыщут в туннеле с револьвером, из которого поляк был убит. И все дело шито-крыто – весь Лондон знает, что Гримбл как сумасшедший охотится за Фаберовским.

– А где будешь ты?

– Мне придется отсиживаться в купе, иначе меня сразу же узнают, ведь я был у них в гостях накануне отъезда на континент.

– Что-то мне это не по душе…

– А что делать? Гримбл, – обратился уже по-французски к доктору Гартинг. – Мы продумали план, который позволит нам расправится с поляком… Про кирпичи мы уже слышали. Да прекратите же! Женщины в ульях не живут, женщины живут в публичных домах. А что Пенелопа?

– Пенелопа сидит в купе, – подсказал Продеус.

– Доктор, я дам вам револьвер, и как только поезд въедет в туннель, вы выйдите наружу и пойдете к вагону, где едет поляк с женой. Она еще не вдова, она станет ей, когда вы застрелите Фаберовского.

– Внемли же, олух Царя Небесного, что тебе говорят! – Продеус опять хлопнул по спине Гримбла, который еще не до конца очухался после объяснений о кирпичном чае и спазматически то и дело возвращался в какое-то невменяемое состояние.

– Но как же мы скроемся от полиции? – видимо, дружеские похлопывания Продеуса слегка прочистили Гримблу мозги и он стал более трезво оценивать окружающий мир.

– Ты должен будешь дойти до купэ, выстрелить и вернуться обратно до того, как поезд покинет туннель. Тогда тебя никто из находящихся в поезде не увидит, ведь у них в купэ будет гореть свет, поэтому им будет невозможно разглядеть человека, который в темноте идет вдоль вагонов по подножке.

Поезд заскрежетал тормозами и остановился у платформы с надписью «Гёшинен». Это был маленький аккуратный швейцарский городишко, даже деревня, которая была бы совсем сонной и захолустной, когда бы иногда ее не будили проходившие сквозь туннель поезда, следовавшие из Северной Европы в Италию или обратно. Направо в горы уходила дорога к седловине Сен-Готтардского перевала, через которым почти сто лет назад овладел Суворов по пути из Италии в Швейцарию. Продеусу даже припомнилась солдатская песня «Пойдем, братцы, заграницу бить Отечества врагов» со словами в припеве: «…Нам напомнит каждый шаг, те поля и те долины, где бежал от русских враг», каковой он и исполнил с воодушевлением. Кондуктору, прошедшему вдоль вагонов и предложившему пассажирам включить свет в купэ в связи с тем, что сейчас они окажутся в кромешной тьме туннеля, Продеус велел купить пару бутылок вина и головку сыра, и едва кондуктор получил свой заказ, поезд снова тронулся.

– Ваш револьвер заряжен, Гримбл? – спросил Гартинг.

– Да, – ответил тот, и его спутники увидели, что он ужасно волнуется.

– Тогда взводите курок. Помните, их вагон через три от нашего и второй от паровоза.

Поезд протяжно засипел и с грохотом въехал в туннель. Ландезен повернул бронзовый включатель и над головой загорелась электрическая лампочка в матовом плафоне. Нажав на ручку двери, он распахнул ее и в купе ворвался насыщенный угольным паровозным дымом ветер.

– Ну же, Гримбл, идите! – приказал он доктору и тот нерешительно встал. – У нас меньше четверти часа.

Продеус мягко выдавил Гримбла на подножку и тот, последний раз оглянувшись на сидевших в купе, двинулся к заветному вагону.

А там никто и не предполагал опасности. Фаберовский сидел в уголке и то и дело прикладывался к бутылке, и чем больше он пил, тем сильнее расходилась мисс Какссон, стоявшая посреди купе и произносившая речь о вреде алкоголя вообще и для будущего поколения в частности.

– Если родители воздержаны в питье, то и дети их выходят милыми и хорошими, без дурных склонностей и пороков. Наоборот, дети алкоголиков с детства становятся безнравственными, порочными и приверженными греху и алкоголю. Взять к примеру вас, мистер Фейберовский. Как рассказывал мне мой отец, ваш родитель пил по-черному, как сапожник, результатом чего и явилось то печальное зрелище, которое мы имеем несчастие сейчас наблюдать, – мисс Барбара Какссон ткнула указательным пальцем в Фаберовского, в ответ на что поляк хищно щелкнул зубами, едва не откусив оный.

– Стивен, мне кажется, что тебе больше сегодня не стоит пить, – вмешалась Пенелопа, до этой поры не вмешивавшаяся в разговор. – А вы, мисс Какссон, оставьте свои проповеди на потом.