Операция «Викинг». За строками досье

Звереву шофер не понравился, но он выпил с ним рюмку водки и дальше не помнит. В полицейском участке он, конечно, испугался. Понял, что рюмка не могла свалить его с ног, следовательно, ему что-то подсыпали. Другой мог бы устроить скандал, потребовать связать с посольством. Кто Звереву поверит, что выпил лишь одну рюмку? Теперь не докажешь, приходится сидеть в участке, ждать продолжения, выкручиваться самому. Никакого продолжения не было, его оштрафовали на какую-то мелочь и отпустили. Фамилию он придумал, отделался испугом и головной болью. Из товарищей по группе никто не заметил его отсутствия, все, казалось, обошлось превосходно. Смутное предчувствие беды порой беспокоило его, но, оказавшись на родной земле, он завертелся в повседневных заботах, вернулась уверенность, он сел за очередную работу, в рот не брал спиртного.

За несколько дней до Нового года ему позвонил какой-то тип, назвался шведским издателем, предложил встретиться. Встреча произошла в маленьком кафе на проспекте Калинина. Там он понял, что инцидент не был забыт. Довольно простыми словами ему объяснили условия сделки. Он оказывает несложные услуги, о характере которых ему сообщат позднее. В благодарность за это на Западе издают его книгу. Его заверили: в щедрости гонорара он может не сомневаться. «Издатель» подкрепил свое предложение фотографией Зверева на полу полицейского участка, где он запечатлен рядом с каким-то оборванцем, и фотокопией протокола, свидетельствующего о не совсем пристойном поведении.

Проспект Калинина — место довольно людное, кафе хорошо освещены. Данное обстоятельство имело решающее значение для судьбы предусмотрительного «издателя». Зверев объяснил ему неминуемые последствия их следующей встречи. «Издатель» извинился, пробормотал, что выполняет лишь просьбу друга, попросил все-таки подумать: фотографию оставил на память.

Зверев ждал последствий, понимал, что повторная встреча не за горами, даже желал ее. Он принял решение не церемониться, разделать следующего шантажиста как следует, затем рассказать все в КГБ. Телефон молчал, стала появляться мыслишка, что теперь-то его оставили в покое. На кой черт он нужен? Тут у Петра появилась идея поездки в Гренобль, на Олимпийские игры. Сначала Зверев решил не ехать, рассудив, что одно дело на своей земле, другое — там. Но чертик самолюбия не давал покоя, главное, он перестал бояться. Он рассудил так: ну, напился, попал в участок, станет об этом известно, он покается. Всыплют. Безусловно, всыплют, не больше. Он не мог отступить, признать себя побежденным, поехал с друзьями в Гренобль. Если за ним следят, то пусть видят, он не боится, пусть попробуют сунуться с фотографиями.

Когда Зверев узнал, что вместе с друзьями объявлен победителем викторины, то все понял: он не заполнял бюллетень вообще. Тут он, как говорится, закусил удила. Хотите увидеть меня в Монте-Карло? Пожалуйста. Мне тоже порядком вся эта история надоела, встретимся, поговорим.

Сейчас он понимал, что вел себя глупо, можно сказать, преступно. Его понесло тогда, он не мог остановиться, обязан был доказать тем людям… Говорило оскорбленное самолюбие — почему за границей решили, что он человек, способный на предательство? Он вспоминал свою жизнь за последние годы, старался найти какой-либо поступок или фразу, которые бы дали возможность считать его потенциальным предателем.

Зверев не имел ни малейшего опыта в подобных делах, конечно, не мог себе представить, что попал в поле зрения иностранной разведки из-за близости к Соколовскому. Случайности, закономерности… Однажды, когда он уходил из квартиры Соколовского и был изрядно навеселе, на лестничной площадке столкнулся с незнакомым мужчиной. Они обменялись извинениями, расстались. Мужчина шел к Соколовскому. Через две недели, далеко от Москвы мужчина писал подробную справку о посещении доктора Соколовского, об отказе последнего сотрудничать с ассоциацией, о существовании у Соколовского близкого друга — Николая Ивановича Зверева, который имеет большое влияние на молодого доктора. Соколовский, разумеется, ничего не подозревая, восторженно рассказывал иностранному гостю о своем друге, неосторожно упомянул, что Зверев парень замечательный, только вот выпить любит.

Все решил карандаш Ричарда Петерса. Карандаш повис над докладной, секунду колебался, подчеркнул имя и фамилию Николая Зверева, дважды — фразу о его пристрастии к спиртному.

Причиной безрассудного поведения в Гренобле было самолюбие, провокатором — водка. Зверев пил мало, больше угощал других, но несколько рюмок исказили реальный мир, провоцировали на необдуманные поступки, превращали и без того не страдающего скромностью Зверева в человека-колосса, способного в одиночку отстоять честь нации.