Нет, если кто чего не так подумал относительно нравственного и морального облика нашего парня, то зря. Девушку он и пальцем не тронул, даже на робкий поцелуйчик не пошёл. То ли меня боялся, то ли Маниного папу-кузнеца. Но наплёл он ей семь километров вдоль шоссе по мотогоночной трассе пешкодралом! Обнадёжил, короче, — любовь-морковь, страсть мексиканская и увезу тебя я в тундру! А потом и заявил конкретным текстом, что по зрелом размышлении жениться никак не могёт, ибо в отделении все тока меж собой браками сочетаются, оттого милиционеры и плодятся! Девка, дура, поверила, поплакала, а потом и направилась к нам со светлой идеей — возьмите на службу, гражданин участковый, так небось Митя от женитьбы не отвертится. Деревня-а-а...
— Так возьмёте ли?
— Подумаю, — временно выкрутился я, тут же решив использовать сложившуюся ситуацию. — К нам ведь кого попало не берут. Надо пройти собеседование у царя, принести серьёзные рекомендации, пройти кандидатский стаж, показать себя, одним словом...
— Показать себя! — махом забурела Маняша, обеими руками прикрывая пуговки сарафана на высокой груди. Вот ей-богу, если эта девица способна хоть что-нибудь понять неправильно, она поймёт неправильно!
— Я имел в виду, что вы могли бы помочь нам в расследовании. Давайте вместе пройдёмся по всем дворам, вдруг кто-то все-таки знает, где примерно искать близнецов Бурьяновых.
— А-а... в этом смысле, — с явным облегчением выдохнула она и решительно взяла меня за рукав. — Так это мы охотно, от всей души, покажем, на что я способная!
Я согласился. И правильно, она же местная, поэтому дальше дело пошло веселее...
— Здрасте, дядя Федот! Как здоровьичко, как нога к непогоде, как под ребром, не давит? Ой, да ну! Ой, быть не может! Ой, а как это? Ой, ну дак полечитеся... А где Прохор с братом соль брали, не ведаете? Жаль, жаль, ну да Бог вам судья...
— Здрасте, тётка Серафима! Как муженёк-то ваш? Всё пьёт? Всё горькую? Всё без просыху? А вот есть, говорят, средство одно верное. Тока вы скажите, откуль Ерофей с братаном соль везли? Вона как... так, значит... ага... Ну, тады и я о средстве том ничего не ведаю!
— Здрасте, бабка Кузминична! Как у вас... не слышите? Как у вас, говорю... не слышно, да? Как у вас, я ору уже, вообще по жизни!! Не слышит... Вот такая морока с ней, дурой старой! Ой, кажись, услыхала-а...
И примерно в таком ключе на каждый двор. Никто ничего не знает. Можно подумать, без Маняшиной помощи я бы это не выяснил. Но с другой стороны, положа руку на сердце, признаю — старалась девка изо всех сил! Наш человек, милицейский...
Мы сели с ней отдышаться где-то через час, не раньше, за околицей на пригорочке в пасторальном окружении васильков и одуванчиков. Там наверняка и всяких других цветов (типа «мечта коровы») хватало, но нам же не гербарий из них составлять...
Откуда-то из-за рощицы доносились приглушённые расстоянием вопли Митиной мамани. Ха, а ведь в той стороне вроде усадьба боярина Мышкина? Вот, значит, где сбежавший из-под венца дьяк нашёл защиту и понимание. Честно говоря, мне даже почему-то было его жалко, и я искренне надеялся, что Афанасий Фёдорович не даст в обиду бывшего подельника.
Тем паче что у самого гражданина Мышкина были трогательные проблемы в интимной жизни. Яга обещала помочь ему тайным набором мужеусиляющих трав, но не успела, приговор царя был невероятно мягок — ссылка...
— Надо напомнить бабушке, — скорее разговаривая сам с собой, пробормотал я. — Обычно наша домохозяйка слово держит.
— А близнецы-то небось на Проклятую гору ходили, — тоже ни к кому особенно не обращаясь, призадумалась кузнецова дочь. — Ить ежели утром выйти, а к вечеру назад гружёными быть, то иного места и не измыслишь сразу. А так, по времени сходится вроде...
— И что за Проклятая гора? — как можно равнодушнее полюбопытствовал я.
— Да местечко одно в лесу, нехорошее, — разморенно протянула наша «новая сотрудница». — Его все в деревне знают, там трава не растёт, грибы не селятся, ягоды не живут. Земля там холодная, ни цветочка, ни камушка, и как-то неприятно так-то...
— А далеко это?
— Проклятая гора, что ль?
— Нет, Манхэттен! — не сдержался я.
— Манхэттен далеко-о, — не задумываясь, признала девушка. — Уж верно далеко, раз мы о нём и слыхом не слыхивали...
— А это нехорошее место, оно как, в плане досягаемости? — честно повинился я. — За пару часов дойдём?
— И быстрее дойдём, отчего ж не дойти, а тока чего ж нам с вами одним, в лесу, у Проклятой горы, на пару делать? Подозрительно как-то... может, мне батюшку с собой позвать?
— Кузнеца? Нет, кузнец нам не нужен, — твёрдо определился я, вставая. — Время не позволяет, идём. Если кто потом что-то невежливое скажет, ты мне переадресуй — посадим на пятнадцать суток за оскорбление органов при исполнении.
— За любое, любое оскорбление?
— Ну, не так уж чтобы и...
— А вот если вчера дед Фионтист меня в своём саду за подол поймал да «яблоневой плодожоркой» обозвал прилюдно. За это ему будет что-то?
— Не уверен...
— Ну хоть намекнуть ему на каторгу сахалинскую можно?
— Можно, намекай.