Опьяненный любовью

Гарриет не закричала от радости и не бросилась на шею своему новообретенному отцу. Она внимательно разглядывала волосы Гарри, а затем перевела взгляд на мать.

– Нет, это не мой отец. У него нет серебристой прядки.

– Я покрасил волосы, – сказал Гарри.

Гарриет повернулась к нему и окинула его недоверчивым взглядом.

– Я так иногда делаю, когда не хочу лишний раз бросаться в глаза.

Гарриет насупилась.

– А почему вы не хотите бросаться в глаза?

– Потому что во время войны я собирал важные сведения для короля. И мне часто приходилось выдавать себя за француза или за испанца, чтобы не оказаться схваченным солдатами неприятеля. Серебристая прядка в волосах могла бы меня выдать.

– Вы были шпионом?

– В некотором смысле.

Гарриет кивнула, и в глазах ее промелькнула едва заметная улыбка, блеснула надежда.

– Значит, мама написала вам? – Она взглянула на Пен. – Ты написала ему? Он приехал сюда ради меня?

– Гарриет… – Пен оглянулась на Гарри.

Ему захотелось – очень захотелось – солгать, но он понимал даже без встревоженного взгляда Пен, что его ложь может обернуться роковой ошибкой.

И даже если бы он солгал, Пен, конечно, тут же сказала бы правду.

– Мне бы очень хотелось, Гарриет, чтобы так и было, но правда в том, что я не знал о твоем существовании. Когда я увидел тебя у реки, я подумал, что ты дочь моего брата. И только поговорив с твоей матерью, я понял: ты моя дочь.

Разочарование на лице Гарриет резкой болью пронзило его сердце, и Гарри поспешил добавить:

– Если бы я знал о тебе, я тут же приехал бы.

Улыбка осветила лицо Гарриет. И Гарри почувствовал себя безумно счастливым. Какой же он умница! Он…

О черт! Теперь Гарриет сердито воззрилась на мать. Да, он ляпнул это некстати.

– Вот видишь? Ты должна была ему рассказать обо мне.

Пен тяжело вздохнула. Внезапно она почувствовала жуткую усталость и беспомощность.

– Я ведь тебе все уже объяснила, Гарриет. Я не знала адреса, когда твой отец находился в Европе.

О том, что она не умела писать, Пен умолчала.

Она взглянула на Гарри, надеясь на поддержку.

О, он поддержит Пен, поможет ей, ведь именно из-за него она оказалась в этой неловкой ситуации.

– Твоя мать говорит правду, Гарриет. Письмо, скорее всего, не дошло бы до меня. А если бы оно каким-то чудом все-таки нашло меня, мне захотелось бы как можно скорее вернуться домой, но обстоятельства мне бы не позволили. Мое командование полагалось на меня, а путь до Англии из Европы мог оказаться для меня долгим и сложным.

Гарриет задумалась.

– Но ты вернулся домой несколько месяцев назад. И ты теперь граф. Ты можешь делать все, что захочешь.

На самом деле это было не совсем так, но в целом Гарриет была права. Он мог бы приехать и раньше, если бы Пен потрудилась сообщить ему, что у него растет дочь.

Вновь рассерженный взгляд на мать.

– Тебе следовало бы написать ему, мама.

Пен вздернула подбородок.

– Я не хотела ничего выклянчивать у нового графа, Гарриет. Ты только представь, как это выглядело бы.

Аргумент матери не устроил Гарриет. Она тоже вздернула подбородок.

– Какая разница, как бы это выглядело! Я его дочь. Он должен был знать обо мне.

Это было совершенно справедливо.

О черт! Гарриет расплакалась, закрыв лицо руками.

– И я ничего не знала о нем. Думала, мой отец погиб.

Пен протянула руку к дочери, но Гарриет отвела ее.

– Нам с тобой, Гарриет, не нужен был… нам и сейчас не нужен никакой граф. Мы ведь прекрасно жили вдвоем. – Голос Пен дрожал от волнения.

Гарриет отняла руки от лица, чтобы бросить матери слова, полные обиды и раздражения.

– Это ты прекрасно жила. А я нет. Я тебя ненавижу!

Пен сжалась.

Боже! Пришло время ему взять ситуацию в свои руки.

– Послушай, Гарриет…

Теперь внимание Пен переключилось на него.

– Не смей говорить с ней в таком тоне.

Никто до сих пор с ним так не разговаривал. Гарри открыл было рот, чтобы сказать Пен об этом, но промолчал.

Он не знал, что значит быть отцом. Его собственный отец обращал на него мало внимания. Для отца он был чем-то вроде запасного игрока. А Уолтер… Гарри уехал на континент как раз тогда, когда у него родилась вторая племянница, но его брат явно не собирался стать примерным отцом.

Гарри вдруг вспомнился совет, данный ему одним старым дипломатом как-то вечером в венской пивнушке после нескольких кружек пива: «Старайся ступать помягче, если не хочешь увязнуть в грязи».

И потому Гарри избрал наиболее деликатный из доступных ему тон разговора и приблизился к дочери:

– Гарриет…

Пен бросила на него взгляд, который предупреждал: один неверный шаг с его стороны – и она задушит Гарри его же шейным платком.

– Мне очень жаль, что я не мог приехать сюда раньше, но я же все-таки приехал.

Он ждал ответа, как ему показалось, целую вечность.

Наконец Гарриет отерла слезы и взглянула на него.

– И надолго?

«Стоит ли мне упомянуть о доме в Дэрроу? Нет, сначала нужно обсудить это с Пен».

Неизвестно, захочет ли Пен туда переехать. В таких вещах лучше не торопиться.

– Не знаю. Наверное, на несколько дней, может, на неделю. – Гарри взглянул на Пен. Не хотел расставаться с ней так сразу.

Почему?

Сейчас Гарри был не склонен размышлять над этим вопросом.