Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

И он очаровательно улыбнулся благосклонно внимавшему Эльсенбергу.

Кавур развел руками.

— Не смею спорить, — скромно заметил он. — Только при чем тут Франция? Ведь Тальони-то итальянка!

Эммануеле долго смеялся, слушая это салонное пикирование.

Несколько минут спустя губернатор отвел Кавура в ту же лоджию, где он недавно сидел с Эммануеле.

— Я не хотел вам портить вечер, Камилло, но фактам надо смело смотреть в глаза. Получено предписание из Турина направить вас в форт Бар наблюдать за работами в каменоломнях.

Кавур побледнел и, ища опоры, схватился за спинку кресла.

— В форт Бар? Не понимаю.

— Что ж тут непонятного? В форт Бар. В каменоломни, — вразумительно повторил Паулуччи.

— Но что мне там делать? Ведь здесь я руковожу.

— Ну и что же? Вас же не чернорабочим посылают. — И с нескрываемым злорадством губернатор пустился в пространные объяснения: — Среди ваших подчиненных будут бывшие каторжники, там вы найдете много образованных людей, почти единомышленников…

— Так это же ссылка!

— Понимайте как хотите. По-моему, это новое назначение.

Жгучий стыд охватил Кавура. Только теперь он догадался, что гости губернатора уже знали все. Их недомолвки, замешательство, намеки… В то время, как он так глупо фанфаронил.

— Конечно, ссылка, — как бы убеждая себя, повторил Кавур. — Но в чем же преступление? За что?

— За болтовню.

— Какую? Разве я разглашал государственные тайны?

— За болтовню, подобную сегодняшней.

— Бросьте! Кто не болтает? Если в Италии молчать — задохнешься.

Он машинально ронял эти привычные фразы, хотя больше всего ему хотелось рычать от отчаяния. Крушение всех радужных надежд, злорадство туринских товарищей, бешенство отца. Лицо его выражало такую растерянность, что губернатор смягчился.

— Вы молоды, — сказал он. — Все еще не раз переменится.

В сущности, губернатор еще до встречи с мальчишкой получил удовлетворение за все его выходки. Но для него это мимолетное удовольствие, а карьера молодого человека сломана, и, может быть, надолго. Помолчав, он обнял Кавура за плечи и сказал:

— Хотите знать правду? Помните, что вы сказали, когда вас отчислили из пажей принца Карла Альберта?

— Ничего сейчас не помню.

— Вы тогда сказали, что очень довольны, что сбросили ливрею.

— И что же? Сказал. Одному приятелю. Сто лет назад.

— Верно. Сто лет назад до принца Карла Альберта дошли ваши слова, а сегодня король Карл Альберт вам их припомнил.

5. Будет так!

Через два месяца он вернулся в Турин.

Отчий дом, как всегда, встретил холодом. Мать рассеянно поцеловала его в лоб, будто он возвратился с прогулки, а не из каменоломен форта Бар, и стала жаловаться на легкомыслие брата Густаво.

— Мальчик в жару лихорадки отправился на охоту. А жена даже не попыталась его удержать! Поехала к подруге смотреть парижские шляпки. И это молодожены!

— Мальчику, кажется, двадцать пять лет. В такие годы можно разобрать, здоров ты или болен, — ответил Камилло.

— Только не с его пылкой натурой! Он не умеет щадить себя. Но ни ты, ни она никогда этого не поймете.

Мать обожала старшего сына и все недостатки Густаво старалась превратить в добродетели для вящего посрамления Камилло. И к невестке она ревновала Густаво, как брошенная любовница.

Он прошел через анфиладу пустых комнат с голыми стенами, чуть подгримированными гипсовой лепниной, заставленных четырехугольными креслами с изображениями сфинксов на спинках, консолями с безглазыми бюстами греческих богинь. Он ненавидел этот стиль, долженствовавший обозначать величие наполеоновской империи, но обозначавший для него только стужу отчего дома.

В кабинете отца четверо старцев играли в беллот. Камилло вздохнул с облегчением. При посторонних отец не станет говорить, с каким трудом ему удалось добиться у короля разрешения на отставку свободомыслящего сына и его возвращения в Турин. По крайней мере хоть на сегодняшний вечер он избавлен от потока нудных наставлений и попреков.

Как и следовало ожидать, отец окликнул его очень добродушно. Этот аристократ придерживался крестьянского правила не выносить сора из избы.

— А, лейтенант в отставке! Как поживает маркиз Паулуччи?

Интерес к самочувствию губернатора следовало понимать так, что двух месяцев ссылки в форт Бар не существовало и он приехал из Генуи. Тщетная предосторожность! Разве что-нибудь могло быть тайной для туринских старичков?

Это предположение немедленно подтвердилось. Аббат Базилио, друг и духовник Микеле Кавура, недолго колебался между дружескими чувствами и любопытством. Правда, начал он издалека:

— Говорят, что синьор Эммануеле вернулся из Неаполя?

— Да, он все еще гостит у маркиза, — ответил Кавур.

— Он доволен пребыванием в Сицилии? Благословенный край! Во всей Италии не найдешь такого единодушия между правителем и народом.

Приглашение сразиться? Что ж, он готов принять вызов.

— Вероятно, вы правы. По данным полиции, в объединенном королевстве после вступления на престол Фердинанда II насчитывалось только восемьсот тысяч карбонариев.

— Карбонарии не народ. Карбонарии — адвокаты.

— Вы считаете, что в Сицилии больше адвокатов, чем священников?