Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

Негры, бежавшие с плантаций, благочестивы почти как Иеремия Смит, ординарец Григга. Они сторонятся в вечерний час разгульного веселья матросов. Но бразильцы, индейцы и лесные люди португальского происхождения, закинув лохматые головы, чтобы легче лилось из глиняных бутылей индейское вино — «шимарон», через полчаса «доходят до пункта». По виду они и сейчас, под водительством Гарибальди, ничем не отличаются от шайки Фра-Дьяволо, некогда обагрявшей кровью окрестности Неаполя. Но Джузеппе иначе думает о них — это отличные ребята, уже не раз загораживавшие его от смерти, верные товарищи — «компадре». Особенно приближен к нему курносый негр Агуяр, преданный телохранитель с копьем, которым владеет бесподобно, надежный ликтор, как в шутку называет его Гарибальди. У него реденькие усы и жиденький пушок на сильно выдвинутом подбородке, шляпа с пером и шарф. И вечная сигара во рту, и он не расстается с белым хорьком, тот и ест, и спит у него под мышкой. Есть в отряде и еще один великан, земляк из Ниццы — поговаривают, что он фальшивомонетчик и приговорен по всей жестокости пьемонтских законов к публичному удушению, и даже тело его должно подвергнуться сожжению на площади. Кто знает, так ли это? За точность матросских баек никогда нельзя поручиться. Но он самый главный заводила в веселые минуты — надевает на голову женскую повязку, на плечи — мантию и кривляется, возбуждая своими мелькающими между тряпками белыми круглыми коленями нездоровое воображение одичавших без женского общества матросов.

Когда он затевает непристойные пляски, Гарибальди незаметно встает и уходит в свою хижину. Один ее угол завален плодами паранги. Окна хижины под самым потолком, и он подставил к стене хозяйский сундук, чтобы, вскочив на него, как еще недавно в тюремной камере, обозревать окрестности.

Серебристый лиман с его зеркальными водами окаймляет ленивая дуга песчаного берега. Дежурные рыбаки отряда, босые, в белых полотняных рубахах и огромных шляпах, тащат на песок шлюпку с уловом. Гарибальди невесело улыбается — попробовать бы сейчас ушицу из барвены — любимой рыбы, приготовленной для семейного стола матерью. Куда там! Здесь ловится какая-то непонятная рыба с сильно выпученными глазами, как будто выловленная из океанских глубин. Матросы называют ее лупоглаз, и часто в своей миске Гарибальди находит оба глаза, подброшенные ему не то шутки ради, не то из уважения к его старшинству.

Итальянцам все кажется диковинным и все диковинное — возможным. Склады поместья Гонсалвисов полны сухой травы — паранского чая. Табак носят за поясом в виде туго сплетенной веревки, от нее отрезают кусок, мельчат и ладонями растирают в порошок, а потом закатывают в кукурузный лист. Даже обыкновенная пиния называется: пиниоро. Из первобытного леса приходит пристроившийся к отряду индеец Умберто со своей медной, как у лошади, бляхой на груди и клятвенно уверяет, что держал в руках птицу с точно таким же, как его бляха, медным клювом и даже медными когтями. Начинается веселая трепотня:

— Что ж не принес?

— Она ударила меня крыльями по глазам, и я ее упустил. Проклятие! Барбаридада!

— Дурак, это же тукан!

— А кентавра, часом, не повстречал, с женской грудью и кошачьей головой?

Вот они пляшут, точно дикие, став в круг. В середине кружится и вопит один из его любимцев — отважный ливорнский моряк, засеченный до полусмерти в неаполитанской тюрьме. Он бьет в барабан с туго натянутой кожей, такой же голой, как его гладко выбритая голова. Перед морской атакой, когда шли на абордаж имперского корабля, он всех подбадривал, веселил: плевал себе за пазуху, чтобы отвести пулю. А сейчас обезумел, кружится и вопит так, что, верно, можно услышать даже и на Бермудских островах. А если Гарибальди в шутку крикнет в свое окошко: «К оружию! Боевая тревога!» — то вмиг будет построена шеренга смертников, даже не сознающих свою готовность к бессмертию. Минута — и уже сталкивают судно на глубокую воду. Еще пять минут — подняты паруса! Они суеверно считают капитана отмеченным судьбой, непобедимым, будто бы золотая нить на волосатой руке незримо ведет его от победы к победе.