Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

2. Накануне перемен

Пронзительный, тревожный, как набат, звук рога разбудил Кавура. Он подскочил на кровати и замер. Тишина. Сквозь щели в ставнях проступает мутный рассвет. Значит, приснилось? Часы на камине с легкой хрипотцой пробили семь раз. Он протер глаза, посмотрел на свою босую ногу, с силой упершуюся в мягкий персидский ковер, и рассмеялся. Прекрасная поза. Как все-таки точно подмечено в куплетах этого раешника Джусти, что Тоскана, просыпаясь от феодального сна, уже спустила одну ногу с постели, но еще не стащила с себя ночной колпак. Впрочем, он-то давно забросил ночной колпак. С тех пор как покинул отчий дом и обзавелся каминами во всех комнатах. Отвратительная повсеместная привычка нагородить в своих палаццо множество темных полупустых залов, где найдешь с полдюжины картин великих мастеров и ни одного уголка с вольтеровским креслом у камина… Так это же и снилось! Он шел по дому Бальбо бесконечно долго и все не мог добрести до выхода. Он снова был учеником Туринского военного училища, опаздывал в класс, и вдруг этот тревожный рожок толкнул будто пинком: пора, пора, пора!

Действительно, давно пора. С тех пор как год назад за ужином у Бальбо он разоткровенничался, а потом казнил себя за прямодушие, дело не сдвинулось с места. Бальбо стареет, совсем уединился, пишет какой-то мемуар и собирается показать его Карлу Альберту. Массимо бурно сочувствует, при встречах таинственно улыбается, как заговорщик, и отбыл в Рим «наслаждаться античным прошлым нашего великого отечества», а вернее всего, интриговать в новых ватиканских кругах в пользу Савойского дома. Почетная миссия — носить решетом воду. За это время Карл Альберт, этот венценосный флюгер, трещотка, язык без костей, десятки раз качнулся туда и обратно.

После того как папа Пий IX потряс мир своими либеральными посулами, чего только король не обещал! «Если Пьемонт потеряет покровительство Австрии, он приобретет Италию, а тогда Италия будет способна постоять сама за себя». И тут же через д’Адзелио велел передать римским друзьям, что, «когда наступит время, его оружие и его деньги будут затрачены на Италию». Потом открыто выразил симпатии Австрии тем, что женил своего сына, герцога Савойского, на дочери эрцгерцога Райнери. Публично заявил: «Я думаю, что мы всего лучше угодим богу, применяя каждое открытие в области науки и искусства на благо народу. Правительство должно идти в авангарде прогресса». Но тут же объявил иезуитам, что их никто не будет тревожить, пока он на троне. Поневоле обратишься к господу богу и вспомнишь, как это сказано в священном писании: будьте холодными или горячими, но не становитесь тепленькими. А он тепленький — Карл Альберт, чуть тепленький, как остывающий труп. И если надеяться только на него — тогда бежать, бежать сломя голову из Пьемонта…

Он сам не заметил, что начал ходить по комнате. Ну, теперь все. Уснуть не удастся. Накинул на плечи пунцовый стеганый халат, снова прошелся. В полутьме, без очков, наткнулся на львиную ножку кресла, выругался, зажег две свечи на камине. Взгляд его упал на большой конверт с тремя сургучными печатями. Так вот же, вот почему приснился тревожный звук рожка! Полученное вчера ночью с нарочным письмо из Рима от Эммануеле Паулуччи. Как мог он спросонья позабыть о нем. Видно, правду сказал этот придворный эскулап, что у него «печеночная меланхолия» — мрачное настроение по утрам. А ведь письмо вселяет надежду.

Он надел очки. Письмо стоит перечитать.