«Мой дорогой друг, — писал Эммануеле, — пишу тебе в надежде, что и наш, выстроенный по прусскому образцу и вышколенный по тем же канонам, скучнейший, законопослушнейший Турин накрыла такая же волна ликования, в какой, уже скоро год, купается Рим. Стоит ли повторять, что после конклава, усадившего на папский престол кардинала Мастаи Ферретти, принявшего имя Пия IX, все поверили в зарю новой, либеральной эры. Ты это знаешь не хуже меня. Но мало знать — надо вникнуть во все обстоятельства, сопровождавшие это событие. Надо было видеть Рим в эти дни. Да и как было не поверить, когда через месяц после своего избрания папа амнистировал всех политических заключенных, правда с условием, что они дадут клятву больше не заниматься политикой. Как не поверить, когда сам кардинал Миккара сказал в лицо кардиналу Ламбрускини, прогоревшему австрийскому кандидату на папский престол: „Если выбор будет делать бог, то изберут Мастаи. Если же в нем примет участие дьявол, то выбор падет на вас или на меня“. Не знаю, много ли потрудился бог во время выборов, но, вопреки оптимистам, уверен, что Мастаи выбрали не столько из-за либеральных настроений конклава, сколько из ненависти к Ламбрускини. Да и амнистия произвела эффект необычайный. Вообще-то говоря, амнистии бывали. Но ни одна из них не вызвала приступа такого повального обожания правителя, как эта последняя. Как не поверить в либерального папу, когда турецкий султан присылает ему письма, а голодающие ирландцы шлют благодарность за помощь. Толпа из семисот амнистированных пришла в церковь, чтобы принять причастие, и это выглядело грандиозным символом слияния свободы и религии. Для нашего невежественного, импульсивного народа великодушие папы в тысячу раз дороже, чем все посулы и вся философия „Молодой Италии“. На улицах ощущение непрерывного карнавала. Мужчины носят шарфы, а женщины — ленты его цветов, сам Россини сочинил кантату в его честь, наш новоявленный поп-философ Джоберти пишет, что Пий примирил людей с религией, доказав, что он друг цивилизации. К папскому дворцу ежедневно направляются факельные процессии, и папа выходит на балкон и благословляет коленопреклоненную толпу. Рай на земле, и в человецех благоволение!
Если к этому прибавить, что в городе, что ни день, устраиваются банкеты в честь д’Адзелио, основываются новые газеты и клубы (кстати сказать, почти немедленно переходящие в руки республиканцев), то, кажется, я описал тебе полную картину Рима наших дней. Рима глазами туриста-иностранца. Рима, как пишут французские романтики, с высоты птичьего полета.
Но что же спрятано за этим вечным праздником, за радужными надеждами?
Бешенство Меттерниха! Он открыто заявляет, что в его системе либеральный папа — сущая невозможность. Он называет Пия IX несчастьем века. Он пугает папу призраком протестантизма, вечного спутника всяческих реформ, и угрозой, что развитие национального самосознания неизбежно приведет к республике.
Негодование и интриги иезуитов! Государственный секретарь прежде либеральный кардинал Джицци уже издал декрет, запрещающий „шумное ликование черни“. А чернь не подчиняется! Народ уже догадывается обо всем, и в толпах, собирающихся перед балконом Пия, раздаются крики: „Да здравствует папа и долой всех остальных!“ „Не пей их шоколада, святой отец!“
Зажатый справа и слева, святой отец с жалкой улыбкой бормочет: „От меня хотят, чтобы я был Наполеоном, а я бедный сельский священник“. Унижение паче гордости.
Ах, уж лучше бы он и в самом деле был бедным сельским священником. У простонародья больше здравого смысла и твердости в поступках. По-моему, каждому, кто в силах противостоять массовому наваждению, исступленно лихорадочному обожанию, ясно, что все добродетели Пия слишком мелки для того, чтобы ему занять престол и стать главой Папского государства. Впрочем, то ли мы еще видали при его предшественниках!