Джон Эрл Хейнс и Харви Клер, историки коммунистического движения в Америке, писали, что «быть коммунистом означало принадлежать догматичному духовному миру, наглухо закрытому внешним влияниям…». Таким Оппенгеймер определенно никогда не был. Да, он читал Маркса, но также читал «Бхагавадгиту», Эрнеста Хемингуэя и Зигмунда Фрейда, а ведь в те времена чтение таких книг грозило исключением из партии. Одним словом, Оппенгеймер никогда не вступал в тот причудливый социальный договор, которого требовали от членов партии.
В 1930-х годах Роберт, вероятно, стоял ближе к партии, чем потом сам признавал или помнил, но не настолько близко, как считал его друг Хокон. Это не странность и не обман. Так называемые «тайные ячейки» партии, в одной из которых якобы состоял Оппенгеймер, были, как объяснил Шевалье Мартину Шервину, группами, не имеющими формального состава, установленных правил или четкой подчиненности. По понятным тактическим причинам партия предпочитала считать, что участники «тайных ячеек» проявляли большую личную преданность. С другой стороны, каждый участник мог сам устанавливать пределы своей «преданности», и ее степень со временем менялась, причем иногда очень быстро, как это, например, произошло с Джин Тэтлок.
Шевалье, похоже, всегда сохранял верность партии и в тот период, когда они были близкими друзьями, считал Оппенгеймера настолько же лояльным. Возможно, некоторое время так оно и было, однако мы не можем знать, как далеко простиралась верность Оппенгеймера партии. С уверенностью можно сказать только одно: период максимальной преданности был для Роберта коротким и быстро закончился.
Правда и то, что Роберт всегда желал иметь и сохранял возможность самостоятельно мыслить и принимать решения. Чтобы оценить приверженность чему-либо, ее необходимо рассматривать объективно. Отказ от объективности был наиболее пагубной чертой маккартизма. Наиболее существенный политический факт биографии Оппенгеймера — это то, что в 30-х годах прошлого века он посвятил себя работе на благо социально-экономической справедливости в Америке и ради достижения этой цели сблизился с левыми.
Глава одиннадцатая. «Я женюсь на вашей знакомой, Стив…»
Ее карьерой стало продвижение карьеры Роберта…
К концу 1939 года зачастую бурные отношения Оппенгеймера и Джин Тэтлок расстроились. Роберт любил Джин и, несмотря на проблемы, был готов жениться на ней. «Мы по меньшей мере дважды были настолько близки к браку, что считали себя обрученными», — вспоминал он. Однако Роберт часто пробуждал в своей избраннице худшие качества. Джин раздражала привычка Роберта осыпать друзей подарками. Она не желала, чтобы ей оказывали подобные знаки внимания. «Пожалуйста, больше не дари мне цветы, Роберт», — однажды заявила она. Тем не менее в следующий раз, забирая ее из дома знакомых, он опять явился с неизменным букетом гардений. Увидев цветы, Джин швырнула их на пол и сказала подруге: «Скажи ему, пусть уходит. Скажи, что меня здесь нет». Боб Сербер утверждал, что Джин временами «пропадала на несколько недель, а то и месяцев, после чего безжалостно мучила Роберта. Она издевательски спрашивала, с кем он проводил время и что они делали, как если бы старалась обидеть его. Вероятно, потому что хорошо знала, как сильно он ее любил».
В конце концов на разрыв первой пошла сама Тэтлок. Джин, как и Оппенгеймер, умела проявить несгибаемый характер. Находясь в растерянности и сильном расстройстве чувств, она отвергла последнее предложение о женитьбе. К этому времени Джин закончила третий курс факультета медицины. В 1930-е годы редкая женщина становилась врачом. Решительное намерение избрать карьеру психиатра удивляло многих ее друзей, узревших в этом несвойственные женщинам дерзость и своеволие. При этом ее выбор имел логическую основу. От политической активности до заинтересованности психологией Тэтлок всегда руководило желание оказывать ближним непосредственную, практическую помощь. Профессия психиатра соответствовала ее темпераменту и умственным способностям, поэтому в июне 1941 года она получила диплом бакалавра медицины Стэнфордского университета. Следующий год Джин проработала интерном в психиатрической больнице Святой Елизаветы в Вашингтоне, округ Колумбия, еще через год стала ординатором больницы «Маунт-Сион» в Сан-Франциско.
Между тем Роберта замечали в компании ряда «очень привлекательных, совсем юных девушек». Среди прочих он поддерживал отношения с сестрой жены Хокона Шевалье Энн Хоффман и сестрой обозревателя «Сан-Франциско кроникл» Гербера Каэна. Боб Сербер по памяти назвал полдюжины подружек Оппи, в том числе эмигрантку из Великобритании Сандру Дайер-Беннетт. Роберт разбил не одно сердце. Тем не менее стоило Тэтлок в приступе хандры позвонить ему, как он немедленно приезжал и разговорами выводил ее из депрессии. Они были самыми близкими друзьями и эпизодически — любовниками.