Оппортунистка

Я пролистала пару журналов, кусая ногти. Пока я мучилась, приехала еще одна девушка. Она выглядела лет на шестнадцать, и ее сопровождала мать, скрывающаяся за солнечными очками. Мать поторопилась к ресепшену, а дочь села в кресло и начала печатать что-то на телефоне – большие пальцы порхали по клавиатуре впечатляюще быстро. Я отвела взгляд. Моя мать бы убедила меня оставить ребенка. Я помню, как она говорила: «Будь я проклята, если моя дочь уйдет от ответственности. Сделаешь так однажды – и будешь делать всю жизнь». Я очень по ней скучала. Может, будь она жива, я бы не прогнила изнутри так сильно.

Час спустя ко мне подошла медсестра – все здесь почему-то общались шепотом. «Если мы будем говорить тихо, то не привлечем внимания к тому, что здесь на самом деле происходит».

– Джессика готова. Вы можете подъехать к черному входу, чтобы ее забрать.

Я вздрогнула. Они избавлялись от нее через черный вход. Скрытно, как будто выбрасывали нежелательный мусор. Я поспешила наружу и запрыгнула в машину, радуясь, что наконец могу покинуть это место. Медсестра стояла рядом с Джессикой в кресле-каталке, мягко положив ей руки на плечи. Джессика была бледной, как очищенная картошка. Она улыбнулась, когда я остановилась рядом, – от облегчения в ее улыбке мне стало неуютно. Выскочив из машины, я поспешила открыть пассажирскую дверь.

– Ей нельзя поднимать тяжести и заниматься спортом всю неделю, – проинформировала меня медсестра.

Я кивнула.

– Ты в порядке? – спросила я Джессику, когда она опустилась на переднее сиденье машины.

Она слабо кивнула.

Я выехала с территории клиники. В животе завязывалась в узел тревожность.

Я добилась того, чего хотела. Теперь осталось только отцепиться от Джессики поскорее. Из-за нее я чувствовала себя виноватой – непозволительная роскошь, учитывая, что я собиралась увести у нее Калеба.

Я включила радио, пока мы ехали по шоссе. Джессика снова смотрела в окно. Какая-то часть меня хотела спросить, что она чувствует – облегчение или грусть. Но та часть, которая хотела заполучить Калеба, держала язык за зубами. «Это просто бизнес, ничего личного», – напомнила я себе. Я не собиралась становиться ей другом.

Когда в поле зрения возникли серые крыши кампуса, мы обе выдохнули с облегчением. Я припарковалась перед зданием и выскочила из машины, чтобы открыть ей дверь.

– Тебе помочь добраться до комнаты?

Она отрицательно мотнула головой. Я помогла ей выбраться из машины. Она была бледной, а обычно полные губы были сжаты в линию под ее сопливым носом. Не такая Джессика Александер блистала на первой полосе газеты два месяца назад. Даже ее волосы сейчас казались тусклыми и безжизненными, свисая вокруг лица серыми грязными прядками.

Обняв меня напоследок, она побрела к лифтам. Я смотрела, как она нажимает на кнопку, прислонившись к стене, как она обнимает себя за плечи. Когда лифт наконец прибыл, она повернулась ко мне в последний раз, чтобы слабо помахать мне рукой, а затем шагнула в кабину и исчезла за закрывшимися дверями. Я прислонилась к машине, внезапно чувствуя себя уставшей. Я решила не возвращаться в комнату. Кэмми наверняка будет там, а когда дело доходит до меня, она бывает ужасно внимательной. Вместо этого я поехала позавтракать в кафе в нескольких милях от кампуса и сидела за барной стойкой с газетой, которую кто-то бросил снаружи.

На первой полосе была история о Лоре Хильберсон и недостатке зацепок в ее деле. Детектив, ведущий дело, предполагал, что никто ее не похищал: все улики указывали на то, что Лора исчезла намеренно. Ее взволнованные родители умоляли обратиться к ним с любой имеющейся информацией.

Хотела бы я больше обращать внимание на эту девушку, когда у нас были общие занятия. Это было время до Калеба, когда мне было все равно, с кем он встречается и почему. Она не производила впечатление той, кто мог так запросто исчезнуть по доброй воле. Лора была богата и популярна, училась на факультете связей с общественностью, согласно газете, и хотела стать ведущей новостей. Я разглядывала ее фото на первой полосе и пыталась представить ее сидящей за столом в шестичасовых новостях по телевизору. Я сочувствовала ей, где бы она ни была. Случилось что-то ужасное, похищена она или нет, и теперь, похоже, мечта Лоры никогда не осуществится.

Я размышляла о своих собственных мечтах, поедая бублик. Я хотела стать адвокатом, чтобы сажать плохих людей в тюрьму. А теперь я и сама стала плохим человеком, потому что интриговала и манипулировала ради какого-то глупого парня. В последнее время я почти не думала о будущем. Калеб как будто вырвал мои амбиции с корнем и заменил их похотливой одержимостью. Боже, я и правда катилась по наклонной. Допив свой кофе, я бросила на стойку деньги. Если эта одержимость высасывает из меня амбиции уже сейчас, что будет, если я и правда его заполучу? Вдруг я растворюсь в нем так, что от моей личности останется только «девушка Калеба»? Это значило бы пойти по стопам матери – а она предупреждала меня не влюбляться в мужчин, пока я не исполню свои мечты.