Оппортунистка

Он качает головой, выглядя разочарованным. Я должна рассказать ему о своих чувствах? Прежде чем я успеваю открыть свой лживый рот, он меня опережает:

– Ты правда ничего не можешь сказать? – спрашивает он.

Я мотаю головой. Почему я всегда лгу? Это как болезнь.

– Ладно…

Он поступает неожиданно: вместо того чтобы надавить сильнее, начинает собирать вещи: спальники, одежду, Пиклз. Все это он бросает в машину, одно за другим, и все, что я могу, – это наблюдать с открытым ртом. Но опять же – что я могу сказать?

«Я хочу быть с тобой, Калеб. Эти несколько дней были для меня как сон. Я люблю тебя с каждой секундой все больше».

Меня загнали в угол. Я неохотно сажусь в машину, грея холодные руки под мышками. Калеб включает музыку на всю громкость и игнорирует меня. Я ужасно злюсь. Я думаю обо всем том, что могу сказать, чтобы его побесить, но я слишком труслива, чтобы высказать это вслух. Прежний Калеб был довольно вспыльчив, и если этот парень унаследовал его характер, я не хочу это выяснять.

Холмы превращаются в плоскость, а Джорджия перетекает во Флориду.

Я убавляю громкость музыки, пока мы кружим по Талласси, и поворачиваюсь к парню.

– Калеб… поговори со мной.

Желвак на его челюсти дергается, но больше он никак не реагирует.

– Пожалуйста, поговори со мной, – прошу я. Это будет сложнее, чем я думала. Новая тактика: – Почему ты вдруг стал таким чувствительным? Я не говорю того, что ты хочешь услышать, и ты сразу обижаешься?

Это работает. Он сворачивает с трассы направо в последнюю минуту. Я слышу, как Пиклз ворчит на заднем сиденье, когда ее бросает вбок по салону.

Мы в какой-то глуши, вокруг только деревья и дорога. Калеб въезжает в ворота – впереди, кажется, парк. Тут есть только три парковочных места, и сейчас они все пустые. Он встает на одно из них и дергает тормоз. Это место реально жуткое. Я нервно ерзаю, глядя на Калеба.

– Что мы делаем? – спрашивает он снова.

– Я…

Я смотрю в окно, отчаянно желая сбежать. Он пытается заставить меня говорить о своих чувствах – а я не способна на это со всей своей ложью. Несмотря на страх темноты, я выскакиваю из машины.

– Куда это ты направилась? – спрашивает он требовательно, открывая дверь и следуя за мной.

Я не успеваю закрыть дверь: он подходит ко мне и преграждает дорогу. Я пытаюсь обойти его, но он прижимает меня к двери своим телом, уперев руки по обе стороны от моей головы. Мы стоим лицом к лицу. Он явно зол.

– Что. Мы. Делаем? – спрашивает он снова.

Я извиваюсь, но бежать некуда. Я кладу руки ему на грудь. Почему он вообще пытается это из меня выдавить? Клянусь, это все тот же Калеб, а не милый, нежный олененок, с которым я имела дело в последнее время.

– Ладно, ладно! Но сначала тебе нужно перестать вторгаться в мое личное пространство…

Он отстраняется на несколько сантиметров, и я пользуюсь этим, чтобы поднырнуть у него под рукой.

Игнорируя его оклик, я концентрируюсь на том, чтобы продолжать идти. Я направляюсь в полную темноту, но это лучше, чем альтернатива. Мне нужно подумать. Я иду, пока не перестаю слышать шум машин на трассе. Я в лесу – нет, я в апельсиновой роще. Я узнаю запах белых цветов, усыпавших деревья: они пахнут как Калеб, конечно, потому что все в моей чертовой жизни должно касаться Калеба. Я пинаю дерево.

Я слышу шаги за своей спиной, так что останавливаюсь. Раз так вышло, можно и рассказать ему все прямо сейчас. Я расправляю плечи и готовлюсь к ссоре.

Калеб выходит из темноты, как прекрасный призрак. Увидев меня, он останавливается. Мы смотрим друг на друга, и я скрещиваю руки на груди.

– Что мы делаем? – повторяю я его вопрос. – Я пытаюсь сбежать от своей несчастной одинокой жизни. Я… – Я делаю глубокий вдох, прежде чем продолжить: – Я – лгунья и плохой человек. Я солгала тебе, я…

Ровно за три секунды Калеб сокращает расстояние между нами. Прижимает меня к дереву – я охаю от неожиданности. Его лицо – в нескольких сантиметрах от моего, его руки упираются в ствол дерева, отрезая мне пути побега.

– Прекрати, – говорит он. – Просто прекрати.

Я смотрю ему в глаза. Затем отвожу взгляд. Почему с ним так сложно? Я просто хочу уже рассказать ему все…

– Смотри на меня, – требует он.

Я смотрю.

– Ты ищешь оправдания и играешь со мной в игры, – произносит он.

– Нет, я…

– Да. Играешь. Меня не волнует, что ты сделала. Просто скажи мне, что ты чувствуешь.

Он кажется таким сердитым. Я вжимаюсь в дерево, пока не начинаю чувствовать, как кора впивается мне в спину. Он хочет честного ответа, но я почти уверена, что для этого надо быть честным человеком. Я облизываю губы и думаю… думаю. У меня миллион мыслей в день, и все они – о Калебе. Все, что мне нужно, – это высказать одну из них вслух.

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Он не выглядит удивленным.

– Что еще?

Его губы – все, что я вижу. Такие чувственные и пухлые. Дыхание становится предательски частым.