Оппортунистка

Он аккуратно входит в меня. Мы смотрим друг другу в глаза: мои распахиваются все шире с каждым сантиметром: я не знала, что это будет вот так. Мне хочется застонать. Я хочу впиться ногтями в его спину и обхватить ногами, но я слишком гордая для этого. Он завороженно наблюдает за моим лицом.

Он следит за моей реакцией, но она внутри, там, где он не видит… там, где я ее старательно прячу.

Он движется назад, затем снова вперед. Посасывает мою нижнюю губу. Смеется мне в рот. Я отклоняю голову, чтобы посмотреть на него.

– Значит, ты из того типа девушек.

Я не знаю, о чем он. Не уверена, что меня вообще волнует – мне слишком хорошо.

Схватив меня за запястья, он прижимает их к земле у меня над головой.

– Расслабь ноги.

Впервые в жизни я делаю то, что велено. Внезапно ощущения становятся еще лучше. Я сжимаю губы и отворачиваю от него лицо, чтобы спрятаться. Он касается зубами моего уха – мурашки бегут у меня по телу.

– Смотри на меня, – голос его звучит хрипло.

Я смотрю. Он движется резче. Дыхание у меня сбивается. Еще резче… и я дышу, как будто пробежала марафон.

– В тебе так хорошо.

Это меня добивает. Что-то вроде стона теряется в его ключицах, когда я прижимаю лицо к его груди. Его внезапно осеняет.

– Значит, вот так я заставлю тебя стонать?

После этого он говорит по-настоящему грязные вещи мне на ухо. Он нашел мою слабость. Я издаю звуки, о которых буду жалеть до конца своей жизни.

Я чувствую, что скоро кончу, но не хочу, чтобы это заканчивалось. Он полностью контролирует мои разум и тело. Мне не нравится это ощущение. Когда он наклоняет голову к моему плечу, я пользуюсь возможностью, чтобы перевернуть нас обоих и оказаться сверху. Он позволяет мне управлять нашими движениями еще несколько минут, прежде чем схватить меня за бедра. В эту игру могут играть двое. Я наклоняюсь, чтобы прошептать ему на ухо:

– Сильнее, Калеб… и не смей вытаскивать…

Он закрывает глаза, впиваясь пальцами в мои бедра. Я праздную маленькую победу, пока он не переворачивает меня обратно на спину.

– Я и не планировал.

Мой оргазм ставит точку в его предложении. Я не издаю ни звука.

Мы не говорим по пути домой. Калеб помогает мне убрать беспорядок в квартире. Мы заполняем десять больших мусорных пакетов тем, что было раньше моей жизнью, собирая осколки разбитых тарелок и стаканов в один пакет, а обрывки одежды – в другой.

Мы работаем в тишине, пока на фоне тихо играет радио. Я постоянно прерываюсь, чтобы подумать о том, что произошло в апельсиновой роще.

Поднимая фотографию Томаса Барби в сломанной рамке, я чувствую соленые слезы на губах. Это просто фото, но оно было моим, и я его любила. Однако я не успеваю его выбросить – Калеб спасает фото у меня из рук и откладывает в сторону.

– Это еще можно исправить, – говорит он, проводя пальцем вдоль моей щеки.

Когда я нахожу осколки антикварной фарфоровой фигурки, принадлежавшей моей бабушке, я запираюсь в ванной, чтобы поплакать. Калеб, чувствуя важность раскрашенной вручную пастушки, оставляет меня в покое и тайно избавляется от всех осколков, кроме лица фигурки, которое чудесным образом осталось нетронутым. Я нахожу его позже, завернутое в салфетку и уложенное в коробку с другими едва-едва уцелевшими вещами, которые, как он думает, я захочу оставить.

Когда все, что было моим, разложено в десять мусорных мешков у входной двери, Калеб обнимает меня и уходит. Я прислоняюсь к окну, глядя на парковку, и смотрю, как он идет к машине. Мне ужасно одиноко. Мои легкие как будто перестают работать. Я надавливаю ладонями себе на виски, сжимая голову. Я не могу так. Я не могу больше лгать. Он слишком хорош. Он не заслуживает моей гнилой натуры, он заслуживает услышать правду от меня, а не от Леа.

Я бегу к двери и открываю ее настежь.

– Калеб, подожди!

Он уже у машины, но останавливается и оборачивается.

Я бегу к нему, даже не заботясь о том, что на мне из всей одежды – только старая футболка, и обнимаю его с разбега.

– Прости, что я такой ужасный человек, – говорю я, прижимаясь лицом к его груди. – Прости меня.

– О чем ты? – Он приподнимает мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть на него. – Ты хороший человек.

– Нет, нет. Это не так. – Я яростно мотаю головой. – Я ужасно испорченная.

Он улыбается, гладя меня по спине, как будто я ребенок. Затем наклоняется, касаясь моей шеи губами. Он целует меня легко и интимно.

– Почему ты все время об этом твердишь? – Он мягко смеется. – Ты мне нравишься, Ужасно Испорченная.

Он начинает двигаться в ритме какой-то беззвучной песни, и я танцую с ним. Голые ноги холодит ночной воздух, а его теплая рука согревает мне спину. Мы переплетаем пальцы.

– Вот что для меня важно, Оливия.

– Ты передумаешь, – говорю я убежденно. – Когда ты… поймешь, кто я.

– Я уже знаю, кто ты.

Я качаю головой. Глаза щиплет от неизбежных слез.

– Ты ничего не знаешь.

– Я знаю все, что мне нужно знать. Тише.