Как будто мое воображение вызвало Эндрю к жизни. Вот он, в своей стареющей плоти, идет прямо ко мне. Его волосы и впрямь поредели, на лице появились морщины, но он остался собой. Он мчался ко мне вприпрыжку, все еще подтянутый и красивый, весь в черном, как настоящий манхэттенский распутник. Вначале он страшно удивился, увидев меня здесь; потом засиял от счастья, потом обнял меня. Мы поболтали. Мартовский ветер хлестал нас по щекам. Он пригласил меня к себе домой. Я бросила перчатки в глиняную миску на комоде. Миска была серой и приятно бугристой. Я только ошиблась по поводу комода. Он оказался сделан из светлого дерева в скандинавском стиле середины прошлого века и просто гудел от своей стоимости.
Я вернулась в жизнь Эндрю, будто никогда не покидала ее. На следующий день еще до восхода солнца я приготовила для него завтрак (простой салат из зелени и кроваво-красных апельсинов, ризотто с горошком и белыми грибами и тушеные колбаски с фенхелем). Мы распили бутылку хорошего шампанского от Ансельма Селоссе и трахнулись к обоюдному удовольствию.
Поговорив с Эндрю, я поняла, что моя ассистентка, хоть и не была суперпрофессионалом, обладала качеством, которое заставляет мужчин терять последние штаны ради нее. Я всегда восхищалась этим типом женщин, которые декларируют абсолютную моногамию так, будто рождены для этого. Как подсказывает мне опыт, ничто другое их не объединяет — эти женщины могут быть умницами, учеными или глупыми как пробка, идеально красивыми, как райские яблочки, или простушками, как пастуший пирог. Как правило, они очень худые. Видимо, для того, чтобы не чувствовать дискомфорта в лишениях. Или чтобы морочить мужчинам голову, притворяясь нежными цветочками, которые питаются только воздухом.
Подозреваю, неотразимыми в глазах мужчин их делает бесстрастность. Они умеют соблюдать баланс между нелюбовью к партнеру и умением подчиняться ему. Мне кажется, это именно то, к чему мужчины стремятся. Потому что, окажись они по ту или по другую сторону таких отношений, все рухнет: от любви они заскучают, а подчинения скорее испугаются. Женщины, которые умеют это сочетать, вызывают у них эмоции, которые можно сравнить разве что с оргазмом. Я же со своей любовью к удовольствиям всегда проигрывала.
Напоенный шампанским и упоенный фелляцией, Эндрю все рассказал. Оказалось, у моей ассистентки была сверхъестественная вагина. Он не мог — и не хотел — утолить свой голод. Все началось в тот длинный вечер, когда мы сдавали какой-то номер. Она наклонилась, чтобы поднять ручку, которую уронил Эндрю, и позволила ему полюбоваться ее половыми губами. Моя бывшая ассистентка не верила в нижнее белье, несмотря на его неоспоримое существование. Поначалу все было, по словам Эндрю, чудесно. Дни слились в экстазе невообразимого удовольствия. Он захватывал ее тело, она подкармливала его либидо по чуть-чуть, позволяя насладиться лакомством с захватывающими дух обещаниями. После каждого акта доставленного ему удовольствия она отступала, раскачивая его на эмоциональных качелях, заставляя приручать себя, будто она дикое лесное создание, которое он, затаив дыхание, подкармливает, позволяя ей покусывать свою протянутую ладонь нежными розовыми губами.
В конце концов она добилась своего. Они поженились. Свадьба в Хэмптоне была совершенно сказочной. Невеста выбрала наряд от Веры Вонг. На медовый месяц они отправились на Бора-Бора и Паго-Паго. Но реальность подкралась незаметно. Моя ассистентка оказалась обычной домохозяйкой в тапочках, никакой не богиней. И влагалище ее было самым обыкновенным. И дикое лесное создание обернулось заурядной домашней кошкой. Когда вы каждое утро много-много дней подряд просыпаетесь с кем-то, то понимаете, что вся магия этого человека придумана исключительно вами. Близнецы (мальчик и девочка, я забыла, кто есть кто) прекрасны, действительно прекрасны, сказал он. Ему нравилось быть отцом (я едва сдержала зевок в этом месте), очень нравилось. Но брак рухнул. При разводе Эндрю удалось сохранить особняк только благодаря расторопности и умениям его адвоката и бухгалтера. Бывшая жена переехала примерно за десять кварталов отсюда, поближе к школе, где учились близнецы. Он виделся с ними по средам и дважды в месяц по выходным. Так что компанию ему составляли только таксы — Рэгс и Рич.
Голова Эндрю покоилась на моей левой груди.
— Я правда рад тебя видеть, — вздохнул он и зарылся лицом в мою грудь. — Такое чувство, что последние десять лет были сном.
Он прижался прямо к моему сердцу.
Он должен был умереть.