Первое, что я сделала, покинув дом Эндрю, это купила мобильник. Когда он попросил мой номер, я дала старый, еще домашнего телефона. Позже позвонила ему сама с нового мобильника и призналась, что от нашей внезапной встречи и множественных оргазмов я совсем потеряла голову. Эндрю тоже полыхал, а я еще подбросила дровишек, сказав, что завела специальный номер только для него.
Затем под предлогом того, что планирую съездить с ним в одно удивительное место, узнала его расписание. Он запросто рассказал мне все, включая затейливые подробности своих встреч с близняшками. Остальную информацию я собрала из его айфона и компьютера. Чужие пароли до безобразия просты. На его айфоне стоял месяц и день рождения детей (0714, день взятия Бастилии, если вдруг для вас важна историческая дата). Затем я быстро поняла, что он до сих пор для паролей использует тексты песен Дэвида Боуи. Всего с третьей попытки я разблокировала его компьютер, набрав «thinwhiteduke», со второй я вошла в его аккаунт на джимейле — «g0ldenyears», с пятой, набрав «G0ldwhopwhop», получила доступ к его банковскому счету. Вот что происходит, когда пятнадцать лет, стоя под душем, поешь одну и ту же песню. Неудивительно, что моя бывшая ассистентка сбежала от него.
Зная все это, я легко получила доступ ко всей информации, которую Эндрю хотел бы скрыть от своей подруги-психопатки. Я узнала его банковский баланс и ежемесячные платежи — как все-таки похудел жирный финансовый статус Эндрю! А все потому, что он ежемесячно выплачивал какие-то сногсшибательные алименты на близнецов, чтобы те продолжали жить так, как привыкли с рождения. Некоторые неверные финансовые решения, которые принял Эндрю, и общий экономический спад на Уолл-стрит тоже сделали свое дело. В общем, положение его было не очень стабильным. И хоть он и утверждал, что занимается сейчас частными инвестициями, мне стало совершенно ясно, что в офис он ходит, чтобы смотреть фильмы на «Нетфликс» и порнушку (оказалось, его заводят измены, но кого ж они не заводят!). Обедал он обычно подолгу, а на фондовом рынке играл от случая к случаю и довольно хаотично. Видимо, все еще отчаянно скучал по своему журналу, но кто из нас не возбуждался, вспоминая тучные времена президента Билла Клинтона, акциониста Дэмьена Херста и шеф-поваров девяностых, каждый из которых норовил поднять тарелку повыше, считая, что его листья фризе таким образом окажутся ближе к богу.
Эндрю, в его рубашках от Томаса Пинка и костюмах от Оливера Спенсера, держался на ниточке. Если честно, это вписывалось в мои планы как нельзя лучше, хотя и без них тоже выглядело неплохо. Я специально подгадала к выходным, когда его дети отправились с матерью за границу, кажется на Багамы. Все складывалось идеально, и единственное, что я должна была сделать, чтобы воплотить свой план, это безукоризненно рассчитать время. Для непрофессионального повара архиважно точно рассчитать время. И тогда в качестве награды он получит блаженство, разлитое на сытых лицах гостей, отведавших идеальный ужин, и совсем наоборот — если вдруг говядина по-веллингтонски окажется слишком сухой, а молодой картофель, поданный на гарнир, будет тверже мрамора. Можно сказать, время — все, знание — сила, а поваренная книга — друг человека. Я же управляюсь со временем с точностью швейцарских поездов, которые всегда следуют по расписанию.
Но не только пунктуальность моя сильная черта. Как кулинарный критик я привыкла быть незаметной. Несмотря на мой рост — шесть футов, или примерно метр восемьдесят, и огненно-рыжие волосы. Все это довольно узнаваемые приметы для человека, которому нужно оставаться неузнанным. Поэтому у меня появились собственные приемы, которые основаны на одном, по сути солипсистском, принципе: никому не хочется запоминать вас. Людям гораздо интереснее они сами, чем кто-либо еще. Так что нужно просто выглядеть так, чтобы их взгляд не цеплялся за вас. Для этого я завела себе целый шкаф ничем не примечательной, мешковатой, неказистой одежды, которая висит на мне так, будто я манекен из магазина Эйлин Фишер или Эдди Бауэра. Мне не нравятся вещи этих дизайнеров, но когда я надеваю их брюки и коричневые кардиганы, восемь из десяти взглядов соскальзывают с меня, будто я антипригарная сковорода, а оставшиеся два задерживаются всего на пару секунд, чтобы попытаться рассмотреть меня получше, но потом тоже соскальзывают. Для кулинарного критика это очень важно. А еще у меня есть парики.