Опричник

В тот вечер, Белош, как-то рано вернулся домой. И Сабуровы, только около десяти, смогли пробраться к его жилищу. Как и все три предыдущих дня, усыпив его пса мороком, они тихо приблизились к избе. Сегодня окно было едва отворено. Но небольшой щели было достаточно, чтобы они видели все, что делал знахарь внутри. Несколько лучин освещало небольшое внутреннее пространство избы, и Сабуровы с интересом воззрились на действо, которое совершал старик. Знахарь что-то подогревал в печи, огонь в которой почти потух и то и дело кидал в широкую железную миску некие сухие травы. Старик что-то шептал над миской и в какой-то момент он поднял руки вверх и замер. Затем он стремительно вытянул миску из печи и переставил ее на стол. И тут Сабуровы увидели, как знахарь достал из-за пазухи длинную цепь с кулоном на конце. В серебряном окладе кулона сиял гранатовый ярко-красный самоцвет. Держа цепь в руке, Белош быстро опустил кулон с камнем в миску с наваром из трав, и начал что-то яростно твердить губами, словно читая заклинания. Василий и Мирон, замерев, следили за всем этим и видели, что знахарь не вынимает камень – кулон, висящий на его шее из настоя трав, и все твердит некие слова, прикрыв в трансе глаза. В какой-то миг старик напрягся и открыл яростно глаза, замерев. А потом вынул из настоя кулон с кроваво красным яхонтом, и устало опустился на лавку, словно весь этот обряд выкачал из него все жизненные силы. Проворно спрятав кулон с камнем за пазуху, где он и был до этого, Белош откинулся на бревенчатую стену и, прикрыв глаза, задремал.

Только после этого, братья Сабуровы, которые за всем следили не отрываясь, переглянулись и поняли друг друга без слов. Именно этот темно-красный гранат они искали. Но ждать оставалось недолго. Уже спустя час в ворота к Белошу кто-то громко постучался железным дверным кольцом. Старик, словно опомнился и, быстро устремившись из избы, распахнул калитку, впуская некую женскую фигурку. Заперев засов, знахарь проводил женщину в темном плаще внутрь избы и также закрыл плотно дверь.

Далее происходило нечто настолько странное, что Сабуровы, приникнув к ставням, не отрываясь, следили за Белошом и его гостьей. Она оказалась молодой девицей лет двадцати, едва скинула с головы плащ, с темно русой косой и розовой лентой в волосах. В руках она держала небольшой кузовок, который поставила на земляной пол избы знахаря. Там явно сидело какое-то животное, похожее на кошку.

— Итак, моя дорогая, Вы готовы навсегда излечиться от вашей грудной жабы? — обратился Белош к девушке, стоящей перед ним. — И навсегда забыть свои мучения?

— Конечно, Белош Егорович, — кивнула девушка, почтительно. — Я уж так измаялась от этих жутких болей в груди, которые вздохнуть не дают, что готова на все.

— Вот и славно, дорогуша, — закивал знахарь. — Только Вы должны исполнять все так, как я велю.

— Да, — согласилась девушка.

Быстро кивнув, знахарь прошествовал к полке над печью и достал оттуда небольшую крынку. Быстро вернувшись к столу с миской, он умело вылил заговоренный  настой из трав в  крынку и протянул ее девушке.

— Вот, выпейте все залпом, а потом берите кошку на руки.

Понятливо кивнув, русая девушка быстро выпила весь горький отвар залпом, чуть поморщившись и наклонившись к берестяной коробке, в которой сидела тихо кошка, достала пушистое рыже-коричневое животное, и взяла его на руки.

— А теперь смотрите в глаза кошке и повторяйте за мной, — велел Белош. Девушка кивнула и напрягла слух, а знахарь вымолвил. — Забери болезнь мою кошка на небо десятое, а душу мою к себе в живот. Так чтобы ты и я единым целым стали.

Послушно русоволосая девица повторила слова знахаря, смотря в глаза кошке, и вдруг в следующий миг загорелась синим пламенем. Окаменев, Сабуровы увидели, как через минуту девица исчезла, а рыже-коричневая кошка упала на землю, умело приземлившись на мягкие лапы. Через миг кошка дико завертелась на месте, и начала бегать по избе, словно сошла с ума, не видя углов и печи, и натыкаясь на препятствия. Весьма проворно для своего возраста Белош поймал кошку в плетеную закрытую корзинку в виде кузовка с большими дырами и поставил на стол. Обезумевшая кошка, дико билась в корзинке, раскачивая ее, и того гляди должна была слететь со стола.

— Тихо, тихо, яхонтовая. Не бейся так, — успокаивал ее знахарь. — Привыкай к своему новому обличию Прасковья Романовна. Теперь тебе долго в нем ходить.

Старик начал удерживать корзинку – кузовок, а кошка только спустя полчаса, когда разбила в кровь мордочку и сломала пару ногтей о свою клетку, немного успокоилась и притихла. Она как-то жалобно завыла, и присев на лапки, затихла. Сабуровы, все это время, замерев и почти не дыша, следили за всем происходящим. А когда знахарь над кузовком с кошкой вновь заговорил, даже вздрогнули.