Оптина Пустынь и ее время

Вот тут я ничего не ответила, решив хранить это, как тайну, спросить не смела, а думать еще больше. Вот прошло два года. Поехала опять. Заехала в Калугу, там встретила блаженного Никитушку, который мне сказал, что я два года как-нибудь проживу, и велел сказать батюшке Анатолию, что я его встретила. Батюшка удивился и сказал, что он великий человек. А я говорю:

— Вот блаженный Никитушка мне сказал, что я проживу два года. Видимо, я умру.

А батюшка Анатолий отвечает:

— Нет, это не к смерти, а к перемене, через два года будет перемена. Вот наш архимандрит Варсонофий прожил 11 лет, и его перевели в Голутвин. Так и тебе будет перемена.

Но и тут я не сумела спросить, так ведь я помнила о четырех годах, как было ранее сказано, терпела и ждала.

Вот в 1913 г. комитет решил приступить к постройке подворья в Бари. Решили взять меня туда. В это время одна семья поехала в Оптину Пустынь, с нею батюшка о. Анатолий прислал мне иконку и говорит:

— Скажите ей: ведь не верила, а вот Бог благословит, пусть едет.

Батюшка показал мне адрес, где я буду жить, но я, конечно, не помню.

Прожила год с большим трудом, пишу:

— Батюшка, благословите приехать. Здесь очень трудно, ведь я привыкла быть в монастыре.

Батюшка мне ответил:

— Бог благословит, приезжай.

Я так обрадовалась и даже не стала ждать разрешения от Палестинского Общества — так, думаю, зачем? Ведь я больше не вернусь в Бари. В то время были наши тульские паломники, я уехала в Иерусалим, а потом домой.

Через три дня была уже в Оптиной Пустыни. Прихожу к батюшке Анатолию, первое его слово:

— Ну что, побывала в Иерусалиме?

— Да, Батюшка. Вашими святыми молитвами.

— Ну, вот побудешь у нас, а потом обратно.

— Обратно? Нет, Батюшка, я больше не поеду в Бари. Я уже сдала свой паспорт, да я теперь больше не состою на службе. Ведь я уехала, не получив разрешения.

Батюшка ответил:

— Это ничего, все будет хорошо.

Прожила я в Оптиной почти две недели, и все время Батюшка говорил:

— Ведь твой дом в Бари.

А я все говорю:

— Нет, нет! Я не поеду в Бари!

Наконец, решилась сказать:

— Батюшка, ведь вы меня благословили приехать, а теперь вот надо обратно ехать.

Батюшка ответил:

— Да, очень хорошо, что приехала — нас повидаешь и своих родных. Ведь ничего не знаешь, что будет.

И Батюшка сказал, подойдя к образу Божией Матери:

— Матерь Божия! Тебе ее поручаю. Управь Ты Сама.

После этих слов я не смела ничего говорить, а только слушала, и я стала просить благословения уехать. Батюшка спрашивает:

— Куда?

Я отвечаю:

— В Тулу.

— Не в Тулу, а в Бари. Но теперь вот я скажу день, когда надо ехать в Москву к моим духовным детям, войти в три дома, но только не заезжая в Тулу.

Я, конечно, по неопытности заехала на один день в Тулу, а когда приехала в Москву, мне говорят:

— А как жалко, что не приехали вчера, так как был ваш председатель тут.

Ну ничего, стали спрашивать, как и что. Я сказала, что не хотела возвращаться в Бари. Тут, конечно, детки Батюшки стали уговаривать, и что они все устроят, по-старому все будет. Хорошо. Пришлось взять обратно паспорт и ехать. Батюшка говорил, что там князь поможет во всем.

— Где, Батюшка, князь? Ведь князь в Петербурге, а я еду в Бари!

И мы приехали в один день, как будто сговорились».

На этом мы прерываем рассказ матери Николаи и продолжим его в жизнеописании старца Нектария, ибо речь будет идти о нем379.

Рассказ Елены Карцовой (Осень 1916 года)

Написали мне, что старец Анатолий Оптинский собирается в Петербург и остановится у купца Усова.

Все мы втроем — брат, сестра и я — в положенный день отправились к Усовым. Купец Усов был известным благотворителем, мирским послушником Оптинских старцев. Когда мы вошли в дом Усовых, мы увидели огромную очередь людей, пришедших получить старческое благословение. Очередь шла по лестнице до квартиры Усовых и по залам и комнатам их дома. Все ждали выхода Старца. Ожидало приема и семейство Волжиных — обер-прокурора Святейшего Синода. В числе ожидающих стоял один еще молодой архимандрит, который имел очень представительный и в себе уверенный вид. Скоро его позвали к Старцу. Там он оставался довольно долго. Кое-кто из публики возроптал по сему поводу, но кто-то из здесь же стоящих возразил, что Старец не без причины его так долго держит. Когда архимандрит вышел, он был неузнаваем: вошел к Старцу один человек, а вышел совсем другой! Он был низко согнутый и весь в слезах, куда девалась гордая осанка! Их тайный разговор одному Богу известен! Вскоре показался сам Старец и стал благословлять присутствующих, говоря каждому несколько слов. Отец Анатолий внешностью очень походил на иконы преподобного Серафима: такой же любвеобильный, смиренный облик. Это было само смирение и такая, непередаваемая словами, любовь. Нужно видеть, а выразить в словах — нельзя!

Когда мы шли к Усовым, брат и сестра заявили, что им нужно от Старца только его благословение. Я же сказала им, что очень бы хотела с ним поговорить. Когда до нас дошла очередь, Старец благословил брата и сестру, а мне говорит: