Оптина Пустынь и ее время

«27 июня. Приехала к нам наша любимица и друг наш Олимпиада Федоровна Рагозина, о которой я уже упоминал раньше, предполагая видеть в ней “знатную даму”, предсказанную о. Нектарием... Ну, и измочалил же ее, бедную, мир...

Давно не бывавший у нас о. Нектарий сегодня пожаловал — точно предвидел приезд своей “знатной дамы” и с места завел разговор о звездах, уверяя, что на карте звездного неба он нашел свою “счастливую звезду”.

Наша Липочка слушала его речи не без удивления, затем отвела меня в сторону и тихонько спросила:

— К чему это он все говорит?

— Не знаю.

— Вы ничего ему про меня не рассказывали?

— Нет.

— Странно.

— Что ж странного?

— Да то странно: я — именно я — всю жизнь искала свою “счастливую звезду” и не нашла ее до сих пор.

— А он, — говорю, — видите, нашел!

— Рассказывайте?!

— Присмотритесь поближе к Оптиной, к нашей жизни, к нашим интересам: быть может, и вы свою звезду найдете...

— А вы, — спросила Липочка, — вашу нашли?

— Видите, — говорю, — не ищем — стало быть, нашли!

Липочка задумалась, но, кажется, речам моим не очень поверила»408.

«Дошло до моего слуха, что один довольно мне близкий по прежним моим связям с Орловской губернией человек имеет намерение по смерти своей оставить значительный капитал на учреждение при одной из духовных академий кафедры церковного ораторского искусства.

Скорбно мне стало такое извращение понимания хорошим человеком источника церковного проповедничества. Беседовали мы на эту тему с отцом Нектарием... Говорил-то, правда, больше я, а он помалкивал да блестел тонкой усмешкой в глубине зрачков и в углах своих ярких, светящихся глаз.

— Ну, а вы, — спрашиваю, — Батюшка, что об этом думаете?

— Мне, — отвечает он с улыбкой, — к вам приникать надобно, а не вам заимствоваться от меня. Простите меня великодушно: вы ведь сто книг прочли, а я — то? Утром скорбен, а к вечеру уныл...

А у самого глаза так и заливаются детским смехом...

— Ну-те, хорошо! (это у о. Нектария такое присловье). Ну-те, хорошо! Кафедру, вы говорите, хотят красноречия завести при академии. Что ж? Может быть, и это к добру. А не слыхали ли вы о том, как некий деревенский иерей, не обучившись ни в какой академии, пронзил словом своим сердце самого царя, да еще царя-το какого — спасителя всей Европы Александра Благословенного!

— Не слыхал, Батюшка.

— Так не поскучайте послушать. Было дело это в одну из поездок царских по России, чуть ли не тогда, когда он из Петербурга в Таганрог ехал. В те времена, изволите знать, железных дорог не было, и цари по царству своему ездили на конях. И вот случилось Государю проезжать через одно бедное село. Село стояло на царском пути, и проезжать его царю приходилось днем, но остановки в нем царскому поезду по маршруту не было показано. Местный священник это знал, но по царелюбию своему все-таки пожелал царский поезд встретить и проводить достойно. Созвал он своих прихожан к часу проезда к храму, у самой дороги царской. Собрались все в праздничном наряде, вышел батюшка в светлых ризах, с крестом в руках, а обок его дьячок со святой водой и с кропилом — и стали ждать, когда запылит дорога и покажется государев поезд. И вот, когда показался в виду царский экипаж, поднял священник крест высоко над головой и стал им осенять грядущего в путь самодержца. Заметил это Государь и велел своему поезду остановиться, вышел из экипажа и направился к священнику. Дал ему иерей Божий приложиться ко кресту, окропил его святой водою, перекрестился сам и сказал такое слово: “Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Царь земный! Вниди в дом Царя Небесного, яко твое есть царство, а Его — сила и слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь”.

И что ж вы, мой батюшка Сергей Александрович, думаете? Ведь так пронзило слово это сердце царское, что тут же царь велел адъютанту выдать священнику на церковные нужды пятьдесят рублей. Мало того: заставил повторить слово и еще пятьдесят рублей пожертвовал. Во сто целковых оценил Государь краткое слово сельского батюшки...

Прервал свой рассказ о. Нектарий и засмеялся своим детским смехом...

— Впрочем, — добавил он с серьезным видом, — вы, батюшка- барин, изволили сто книг прочесть — вам и книги в руки.

Потом помолчал немного и сказал:

— Когда посвящал меня в иеромонахи бывший наш благостнейший владыка Макарий, то он, святительским своим прозрением проникнув в мое духовное неустройство, сказал мне по рукоположении моем тоже краткое и тоже сильное слово, и настолько было сильно слово это, что я его до сих пор помню, — сколько уж лет прошло, — и до конца дней моих не забуду. И много ль всего-то и сказал он мне? Подозвал к себе в алтарь да и говорит: “Нектарий! Когда ты будешь скорбен и уныл и когда найдет на тебя искушение тяжкое, то ты только одно тверди: Господи, пощади, спаси и помилуй раба Твоего, иеромонаха Нектария!” Только всего ведь и сказал мне владыка, но слово его спасло меня не раз и доселе спасает, ибо оно было сказано с властью.

— Да, — подумалось мне, — власти этой, кроме как от Бога, ниоткуда не получишь»409.