Осенью того же года мы уже втроем, мать, сестра и я, поехали на зиму в Петроград и по дороге, как велел старец Нектарий, заехали в Оптину. Отдохнувши с дороги, мама повела сестру в Скит к о. Нектарию, я же пошла бродить вокруг монастыря и узнать, принимает ли о. Анатолий, так как нам сказали, что он все еще болен и не выходит к народу. Когда я подошла к келлии Батюшки, я увидела в приемной уже несколько человек — сидят, ждут. Все, конечно, местные крестьяне.
— Это будет первый выход Старца после болезни, — сказал келейник.
Я взошла и села в приемной, а в душе думаю:
— Как хорошо, что я одна попаду к Старцу, без мамы. Старец, конечно, меня благословит идти на войну, когда я попрошу его, а мама поневоле отпустит меня.
Вижу, дверь из келлии в приемную открывается, и выходит маленький старичок-монах в подряснике и широком кожаном поясе, и прямо направляется ко мне со словами:
— А ну-ка, иди ко мне.
У меня, что называется, душа в пятки ушла при этих словах Батюшки. Но я вижу, у него необычайно ласковая улыбка, описать которую нельзя! Надо видеть! Я пошла за ним в келлию. Он закрыл за нами дверь, посмотрел на меня, и я вмиг поняла, что скрыть что-либо я не могу, он видит меня насквозь. Я почувствовала себя какой-то прозрачной; смотрю на него и молчу. А он все так же ласково улыбается и говорит:
— А ты почему мать не слушаешься?
Я продолжаю молчать.
— Вот что я тебе скажу: мать твоя тебя лучше знает, тебе на войне не место, там не одни солдаты, там и офицеры, это тебе не по характеру. Когда я был молод, я хотел быть монахом, а мать не пустила, не хотела, и я ушел в монастырь тогда, когда она умерла. Теперь ты вот что мне скажи: замуж хочешь?
Молчу.
— Ты сейчас любишь его за его красоту! Выходи за него замуж тогда, когда почувствуешь, что жить без него не сможешь. Я знаю случай такой: муж был на войне, его убили; жена в этот же час умирает дома. Вот тогда только и выходи.
С этими словами Старец взял стул, влез на него и достал с верхней полки деревянную иконку, — так, с четверть аршина в квадрате, — Казанской Божией Матери; поставил меня на колени и благословил. Потом сказал:
— Когда приедешь в Петроград, не думай, что тебе нечего будет делать — будешь занята.
В первый же день приезда мне позвонила одна знакомая по телефону, прося приходить ежедневно в помощь сестрам милосердия в госпиталь на 200 человек солдат, заменять сестер во время обеда. И второй телефонный звонок — работа в складе императрицы Александры Федоровны (укладка бинтов в медицинском отделе склада).
Слова Батюшки оправдались. С утра я уходила в госпиталь до двенадцати с половиной часов (зал Дворянского собрания), прибегала домой, и к часу ехала в склад в Зимний дворец до шести вечера.
Она дала слово своему жениху задолго до поездки в Оптину. Никто в семье не знал об этом...
Что говорил о. Нектарий ее сестре, она никогда не знала. Сестра замуж не вышла, хотя были женихи.
«Не гонитесь за большим»
Впервые я услышал о существовании Оптинских старцев, будучи студентом в Москве. Там я познакомился с молодежью из очень верующей и благочестивой семьи Д. из города Козлова. Двое братьев и две сестры учились в Москве, и один из братьев был моим однокурсником. От них я узнал, что все они — восемь братьев и сестер — были духовными детьми старца Анатолия Оптинского, почти ежегодно посещали его и ничего не делали без его благословения. Они мне очень советовали побывать в Оптиной, но обстановка студенческой жизни как-то всегда мешала мне осуществить эту поездку. Занятия в специальном техническом учебном заведении требовали очень много времени, а на каникулы я всегда уезжал домой или на студенческую практику. И только после окончания курса, уже при большевиках, обстоятельства позволили мне попасть в Оптину.
Летом 1918 г., когда уже вся Русская земля была потрясена до основания, передо мной, как и перед всей интеллигенцией, встал вопрос: что делать дальше? Многие категорически отказывались поступать на службу в новые большевистские учреждения, рассчитывая на скорое падение их власти; другие ждали иностранного вмешательства и выжидали. И когда частные и общественные учреждения закрывались, то безработные интеллигенты предпочитали торговать всяким старьем или жить на продажу своих вещей, чем идти на службу к большевикам.