Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

Вот запись другого рода, в которой сказалась унаследованная о. Кириллом от его духовного отца, старца Варсонофия, любовь к природе, духовное внимание к ней. 31 мая он пишет: «Прошел лучший месяц года и оставил по себе самое грустное воспоминание. Всюду, куда ни кинешь взоры – безотрадная картина: холода и морозы задержали, остановили, а потом и почти погубили растительность, деревья стоят словно обожженные с почернелою и свернувшеюся листвою; цветов почти нет никаких; плодовые завязи уничтожены; овощи побиты. Всё, что дал апрель, отнял и уничтожил май. Явная кара Божия! Последние числа апреля радовали и веселили сердце; природа ласкала взоры: милость Божия была так велика и близка. Но, видимо, мы недостойны ее. Мы уже сказали, что апрель, особенно конец его – по погоде был особенный, выдающийся: тепло возрастало с каждым днем, и природа быстро стала одеваться богатейшею растительностью. Всё обещало наилучший урожай всяких плодов и злаков, теперь особенно и наиболее потребный, чем когда-либо, – конечно, разумея тяжкое и беспримерное бедствие, переживаемое нашим дорогим отечеством. Но уже с первых чисел мая начались холода, которые чем далее, тем всё более и более усиливались. В средине месяца сделалось теплее, хотя ночами холода еще поддерживались, но уже слабее; явилась надежда на улучшение, и стоящие на хозяйственных послушаниях облегченно вздохнули, – 18 мая было так тепло в течение всего дня, что открылась возможность высаживать баклажаны, что и было сделано. День стоял великолепный, было жарко. Братия пошла в монастырь по случаю кануна праздника Вознесения Господня ко всенощному бдению в лёгкой одежде. Казалось, ничто не предвещало бедствия. Но в руце Божией – всё: Господь мертвит и живит… И вдруг наперекор южному подул резкий северный ветер, напором сломил первый и всё обдал леденящим холодом. Всё в природе замерло, застыло, и на несколько часов установилась леденящая стужа. Когда, по окончании всенощной, братия вышли из собора, то ни глазам, ни чувствам не верилось в печальную картину, но пронизывающий насквозь холод не оставлял никакого сомнения в случившемся. Утром снова было тепло и опять дул южный ветер, но грустная картина стояла налицо: почти 4-градусный мороз сделал свое разрушительное дело, через несколько ночей мороз повторился с еще большею силою, и воля Божия совершилась: «Господь даде, Господь отъят. Аще благая прияхом от руки Господни, – скажем с праведным Иовом, – злых ли не стерпим. Яко Господу изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно во веки (Иов. 1,21; 2, 10)».

Взгляд бывшего крестьянина, обогащенный монашеским, духовным пониманием происходящего в природе… Далее в этом году о. Кирилл подвел итог июлю, который был слишком влажен (но зато леса не горели). «К прискорбию, – пишет он, – сенокос и уборка происходили с большим затруднением, и сено очень много пострадало от сырости. В отличие от прежних лет, в нынешнем особенно ощущался недостаток братии на летней уборке, так что работы исполнялись по преимуществу трудом наемным и, главным образом, женщинами, беженками и из местного населения. Всё, что было крепкого, молодого, здорового, физически сильного – взято на войну; остались старые, увечные, больные, убогие, слабые и немощные. Да будет во всём воля Божия!»

7 августа, на другой день после Преображения Господня, в Оптину прибыла чудотворная Калуженская икона Божией Матери. Крестный ход в обители и Скиту о. Кирилл описал очень подробно, с вниманием ко всем моментам, – получилась весьма яркая, запоминающаяся картина. 31 августа – итог этого месяца в отношении погоды и урожая, который оказался скудным. «Слава Богу, – пишет о. Кирилл, – и за то, что хлеб и овощи в некотором количестве окажутся в руках, дороговизна на всё возрастает, запасы куда-то исчезают, и великая милость Божия тому, кому Он пошлет хоть часть необходимого».