Opus 2

Конечно, от него не укрылось то, что Еве и самой не слишком хотелось признавать. Даже в тюрьме, даже за чужим инструментом она сумела забыться в звуках. Целиком отдаться чувствам, что когда-то вложили в мелодию, ныне диктовавшую их другим. И нежданный экзамен, назначенный ей три минуты назад, где неизвестны были ни условия, ни даже предмет, она сдала.

Только вот радоваться этому или нет, она пока не знала.

– Может, всё-таки скажете, зачем вам на самом деле трон? – спросила Ева, в первую очередь желая стереть с его лица выражение, издевавшееся над ней непостижимым сплетением смеха и полнейшей серьёзности.

– Затем, что я кровожадный властолюбивый ублюдок. Такой ответ тебя устроит?

…вышло не очень.

– То, что вы говорили недавно – не слова властолюбивого ублюдка.

– Послушай, кошечка, я легко мог бы напеть тебе самую красивую песенку из тех, что сумел бы сочинить, но ты не кажешься мне достаточно глупой, чтобы ей поверить. Так что остаётся тебе лишь принять неприглядную истину.

Еве вспомнилась одна красивая песенка, уже напетая им вчера. «Но я смеюсь – кому по нраву стоны»… Было всё подстроено или нет? Пел это Кейлус Тибель или лирический герой, имевший с ним мало общего? И то, что он говорит сейчас, – отсутствие всякого интереса к тому, чтобы вызвать её расположение, нежелание оправдываться и плакать или тонкая игра, призванная её заинтриговать?..

Впрочем, после Герберта и Мирка Ева подозревала, что за фундаментальные принципы лежат в основе тибельской породы.

– Или могу не принимать. И предположить, что вы обманываете сами себя. Улыбаетесь, потому что не хотите, чтобы кто-то видел, что вам больно. Пытаетесь казаться страшнее, чем вы есть, потому что быть обиженным, страдающим и сентиментальным куда унизительнее, чем бесчувственным, корыстным и злым. Страдания делают вас слабым, а слабость, по-вашему, унижает, и вы…

– Мы не в тех отношениях, чтобы ты читала мне нотации или проповеди. – Резкость, с которой Кейлус отвернулся, лишь подчеркнула ещё большую резкость в голосе. – Буду благодарен, если ты всё же позволишь мне поработать. Если нечем заняться, библиотека через три двери справа отсюда.

Отсутствие ответа порой говорило больше, чем сам ответ, – и, хмыкнув про себя, Ева выскользнула из-за инструмента, забирая мирно мерцающую Люче.

Конечно, всё это могло быть игрой. Но она увидела достаточно, чтобы сделать выводы, и конечный результат стоит вычислять, опираясь на дальнейшие наблюдения. А в настоящий момент оставалось лишь одно, что важно было прояснить.

– Вы когда-то сказали, что презираете магию. Почему? – на полпути к дверям спросила Ева, пока Кейлус занимал освобождённую банкетку.

Подняв пюпитр, Кейлус слегка пожал плечами, раскладывая недописанные ноты:

– Думаю, потому что в юности учился ей пять лет вместо того, чему мне хотелось учиться на самом деле.

То был простой ответ, какой мог бы дать хороший знакомый в дружеской беседе.

– Но разве для мага не естественно хотеть учиться магии? Использовать то, что ему подарено свыше?

– Я не считаю, что обязан пользоваться чем-то при каждом удобном случае лишь потому, что могу, – открывая чернильницу, заметил Кейлус слегка скабрёзно, будто считывая в собственных словах не совсем приличную аналогию. – Не всем нашим способностям и возможностям можно дать ход. Не всем нужно. Не говоря уже о том, что у всего есть цена. – Он макнул чёрное перо, лежащее тут же, на пюпитре, в стеклянный флакон с медной крышечкой. – Маги живут дольше обычных людей. Маги сильнее обычных людей. И в довесок к Дару магам нередко достаётся самомнение, возносящее их выше обычных людей, что я считаю великим заблуждением, ибо вся человеческая гниль свойственна им ничуть не меньше. Кроме того, магия – тот же наркотик. Полагаясь на неё, впав в зависимость от неё, в её отсутствие ты ощутишь себя ничтожеством, и лишь единицы могут похвастаться такой силой, как Уэрти. Рано или поздно многие… особенно обладая определённым складом характера… понимают, что их резерва не хватает на их нужды, и задумываются, что хотели бы стать могущественнее. А могущество сверх того, что тебе дано, всегда покупается чужой кровью.

– Но вы, к примеру, купили чужой кровью сведения обо мне. Чем это лучше?

– Ничем, – легко согласился Кейлус, левой рукой наигрывая обрывок новой мелодии, а правой выписывая первые ноты на оборванных строчках. – Я уже говорил, что я кровожадный ублюдок. – Удовлетворённо кивнув тому, что получается, он несколько досадливо повернул голову, явно желая скорее завершить разговор. – Коротко говоря, лишь тем, кто не одарён с рождения, жажда овладеть магическими премудростями кажется само собой разумеющейся.

– Некоторые, родившиеся без этой одарённости, тоже не слишком жаждут, – пробормотала Ева. Лишь сейчас осознав, что сама не особо привязана к нежданно свалившейся на неё магии.