Местом и моментом, в которых в античной онтологии начинается этот процесс трансформации, что приведет к христианской и нововременной онтологии, является теория ипостасей у Плотина (через посредство Мария Викторина она окажет решающее влияние на учение о Троице у Августина). Термин hypostasis
играет здесь принципиально важную роль. Как мы уже говорили, Дёрри показал, что этот термин, в гиппократических трактатах все еще означающий «осадок, отложение», уже в неоплатонизме, а затем и у христианских авторов, приобретает активное значение и обозначает реализацию трансцендентного принципа; то есть он означает не Realität, но Realisierung. Чем больше Единое становится трансцендентным, тем больше оно должно придавать себе реальность посредством трех ипостасей, которые впоследствии составят логическую модель христианской троичности (Picavet, passim). Но это означает, что онтология фундаментально понимается как реализация и ипостасный процесс пуска-в-дело, в котором категории античной онтологии (бытие и практика, потенция и акт) устремляются к взаимной неопределенности, а центральную роль, как мы увидим, станет играть понятие воли.Оператором этой неопределенности у Плотина является термин hoion
(«словно, как бы, так сказать»), стратегическое значение которого очевидно в отрывке из Эннеад, где желание преодолеть дуализм бытия и действия, потенции и акта идет рука об руку с невозможностью его полного исчезновения. В Эннеадах, 6, 8, 7 Плотин пишет по поводу Единого: «Его, так сказать, ипостась и его, так сказать, energeia не являются чем-то различным (это не так даже в уме); еnergeia не[103] в большей мере есть согласно [kata] бытию, чем бытие есть согласно energeia[104]. Так что оно не располагает бытием-в-действии [to energein], которое вытекало бы из его природы. Ни energeia, ни, так сказать, жизнь не могут быть отнесены [в нем] к, так сказать, субстанции [ousia]; но, так сказать, субстанция, сосуществующая и извечно, так сказать, сопорождающаяся с energeia, из обеих сама себя производит, сама собой и из никого другого» (Плотин, с. 235, перевод изменен).Техническое употребление hoion
– в отрывке 6, 8, 13 Плотин категорично заявляет: «к каждому [понятию, применяемому к Единому] следует добавлять „так сказать“» (там же, с. 247, перевод изменен) – и завершающая отрывок идея synousia и совместного порождения субстанции и energeia показывают, как в неоплатонизме действуют тенденции к утрате определенности категорий античной онтологии, что в христианском контексте приведет к разработке парадигмы действительности.
17. В курсе 1941 года о Метафизике как истории бытия
, повторно опубликованном во втором томе Ницше (1961) Хайдеггер посвящает важный раздел «превращению energeia в actualitas» (Der Wandel der energeia zur actualitas). «Energeia, – пишет он, – становится opus некоего operari, factum некоего facere, actus некоего agere. Ergon больше не является чем-то свободно выпущенным в открытое присутствования [das ins Offene des Anwesens Freigelassene], но чем-то сделанным в делании [das im Wirken Gewirkte]… Сущность «изделия» [«Werk»] теперь не в «сделанности» [«Werkheit»] в смысле выделяющегося присутствования, обращенного в свободный простор, но «дельность» [Wirklichkeit] действительного [eines Wirklichen], которая господствует в делании [Wirken] и втягивается в процесс делания. Бытие, удалившись от изначальной сущности energeia, превратилось в actualitas» (Хайдеггер 3, с. 182, перевод изменен). Хайдеггер выявляет римскую матрицу этой трансформации (с точки зрения историографии речь идет о «переходе от греческой понятийности к римской») и указывает на решающее влияние, оказанное в этом процессе «Римской церковью» (там же). Однако онтологической парадигмой, которой направлялась эта трансформация онтологии, согласно Хайдеггеру, является «библейско-христианская вера в акт творения [Schöpfung]»: «Бытие, превратившееся в actualitas, наделяет сущее в целом той основной чертой, которой представления библейско-христианской веры в акт творения могут овладеть, чтобы обеспечить себе метафизическое оправдание» (там же, с. 183, перевод изменен).