Opus Dei. Археология службы

5) В результате действие таинства расщепляется надвое: есть проявленное действие (opus operans или operantis), которое по внешности действует, но в реальности лишь предоставляет инструмент и «замещение» для скрытого деятеля, от которого и зависит вся действенность операции. Но именно благодаря этому отделению действия (сведенного к инструментальной причине) от его действенности, сакраментальная операция может надежно достичь своей действительности ex opere operato.

3 Генеалогия служебной обязанности

1. В истории Церкви термин, именующий действительностную практику, базовые черты которой мы пытаемся определить, это не «литургия» (которая в латыни появляется только начиная с XVII века и становится обязательной лишь в XX веке), но officium.

Разумеется, в первые века самые разные термины конкурировали в качестве перевода греческой leitourgia и вообще служили для обозначения той функции, которую она выражала. В первую очередь это термин, обозначавший политическую литургию в Римской империи: munus. В римском политико-юридическом словаре munus полностью соответствовал leitourgia, поэтому светские источники одинаково говорят о munera decurionum, curialium, gladiatorium, annonarium, militiae[113] и так далее, и, как это имеет место с leitourgia и в греческом, различают munera personalia, munera patrimonii et munera mixta[114]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что термин рано перешел в лексикон Церкви, чтобы обозначать либо божественную службу священника в целом, либо само жертвоприношение Христа. Еще у Амвросия – которому, впрочем, мы обязаны решающим сдвигом в использовании термина officium – встречаются оба этих значения. Сообщая в одном письме о том, что, когда он начал служить мессу в новой базилике, часть верующих, услышав новость о прибытии имперских официальных лиц, ушла в другую базилику, он пишет: Ego tamen mansi in munere, missam facere coepi[115] (Ep. 20), где munus не может означать ничего другого, кроме должностной функции, которую он исполнял в тот момент. В другом письме, напротив, сама смерть Христа оказывается принципиально определенной как publicum munus: quia cognoverat per filii mundi redemptionem aula regalis, etiam sua morte putabat se aliquid publico addituram muneri [116](Ep. 63). Как и в Послании к Евреям, жертва Христа предстает здесь в качестве общественного служения, литургии, совершенной ради спасения человечества.

Однако латинский термин, который поначалу представлялся идеально подходящим для того, чтобы обозначать литургическую функцию, – это ministerium. Этим термином (а также minister и ministrare) Иероним переводит в Вульгате не только термин leitourgia из Послания к Евреям и из павловского корпуса – он также использует его для перевода diakonia (например, в Еф. 4:12; 2Кор. 6:3; Рим. 11:13). О том, что это скорее всего отражало древний узус, свидетельствует латинский перевод Послания Климента коринфянам, дату создания которого исследователи возводят ко II веку (Clemens, passim). В качестве перевода лексической группы из отрывков, которые мы цитировали, здесь мы обнаруживаем ministerium (9:4; 41:1; 40:2–5, 44:2–3) ministrationem (20:10), minister (8:1, 41:2) ministrare (9:2; однако в трех случаях – 32:2; 34:5 и 6 – leitourgeō передано как servire и deservire). Амвросий иногда свободно употребляет ministerium вместе с officium (remittuntur peccata… per officium sacerdotis sacrumque ministerium: Cain et Abel, 2, 4, 15; так же у Киприана: officii ac ministeri sui oblitus: Ep. 3:1), а в псевдоклиментовских Recognitiones мы, помимо ministerium, обнаруживаем officium, обозначающее функцию епископа (episcopatus officium: 3, 66, 4; так в Ep. ad Jacobum, 4:4 Климента; в прологе Руфина – apostolatus officium).