Opus Dei. Археология службы

Наш предыдущий анализ показал, что определяющей теологической парадигмой в построении онтологии дельности является не понятие творения, но сакраментальная литургия с ее концепцией effectus и opus operatum. С этой точки зрения предпринятые здесь исследования реконструируют недостающую главу в истории трансформации energeia в actualitas и должны восприниматься – как и исследование Хайдеггера, которому они служат дополнением – как вклад в «деструкцию» онтологии Нового времени, мыслимый в перспективе истории бытия (seinsgeschichtlich, бытийно-исторически: там же).

Поскольку в центр своей реконструкции истории бытия Хайдеггер поместил креационистскую парадигму, основная черта современной метафизики определяется им как делание в смысле причинения и производства. Ergon, когда-то именовавшее устойчивость бытия в присутствии в некой форме, теперь становится продуктом приведения в действительность[105] и производства. «Когда бытие превратилось в actualitas (действительность), сущее является действительным, оно определяется через воздействование в смысле причиняющего делания. Отсюда можно объяснить действительность человеческого действования и божественного творения… Esse в отличие от essentia есть esse actu. Actualitas же есть causalitas. Причинный характер бытия как действительности во всей своей чистоте обнаруживается на примере того сущего, которое в высшем смысле совершает сущность бытия, так как оно есть то сущее, которого никогда не может не быть. В „теологическом“ осмыслении такое сущее называется „Богом“… Высшее сущее есть чистое, постоянно исполненное осуществление в действительности [Verwirklichung], actus purus» (там же, с. 183–184, перевод слегка изменен).

Перед Богом простирается человеческий мир, понятый как действительность и причиненный актом творения: «Действительное есть существующее. Оно объемлет все, что через определенный способ причинения constituitur extra causas[106]. Однако, поскольку целое сущего есть сделанное-делающее [das Gewirkte-Wirkende] перводелателя [ersten Wirkers], в это целое привносится собственная структура, которая определяется как соответствие того или иного сделанного этому творцу как высшему сущему» (там же, с. 185, перевод слегка изменен).

Именно такое понимание бытия как действительности сделало возможным, согласно Хайдеггеру, переиначивание истины в достоверность, в рамках которого человек, благодаря вере в Бога уверенный в спасении, посредством техники обеспечивает свое безусловное господство над миром.

Можно задаться вопросом, насколько сильно эта реконструкция определяющего влияния христианской теологии на историю бытия зависит от привилегии, которая придается здесь креационистской парадигме. Именно благодаря этой модели Хайдеггер смог помыслить сущность техники как производство и распоряжение, а Gestell [107]– как обеспечение действительного в модусе доступности. Но именно по этой же причине он не смог увидеть то, что стало совершенно очевидным сегодня, а именно то, что мы не поймем метафизическую сущность техники, пока будем мыслить ее исключительно в форме производства. В равной мере и в первую очередь она есть управление и oikonomia, которые в предельном случае могут даже на время выносить причиняющее производство за скобки ради более утонченных и диффузных форм управления людьми и вещами. Характерные черты именно этой особой практики мы и попытались определить, анализируя литургию.

ℵ В своей реконструкции перехода от energeia к actualitas Хайдеггер никогда не упоминает термины, которые, как мы видели, послужили первым латинским переводом для energeia, то есть effectus и operatio, и предпочитает сконцентрироваться на слове actualitas, появляющемся только в поздней схоластике. Возможно, для этого есть причины, лежащие в глубине его мысли, онтология которой куда ближе, чем он сам полагал, связана с парадигмой дельности, которую он намеревался критиковать. Бытие Dasein, то есть сущего, сущность которого лежит в его экзистенции и которое, поскольку оно должно всякий раз принимать свое бытие заброшенным в фактичность, вынуждено быть собственными способами бытия, является – пускай и в некотором особом смысле – решающим образом действительным. Поскольку для «этого сущего в его бытии речь идет о самом этом бытии», Dasein не есть, но должно быть своим собственным бытием, то есть должно осуществить его и сделать действительным. Поэтому у Хайдеггера Dasein может представать одновременно и как нечто данное, и как задача, то есть как что-то, что существует только в модусе своего собственного непрерывного приведения в действительность.