Opus Dei. Археология службы

В хайдеггеровской онтологии здесь-бытие и бытие, Dasein и Sein, вовлечены в отношение обоюдного приведения в действительность, в рамках которого, как в парадигме литургической дельности, можно сказать как то, что здесь-бытие пускает в дело и делает действительным бытие, так и то, что бытие реализует здесь-бытие. Так или иначе, отношение между Dasein и Sein представляет собой нечто вроде литургии, сразу и онтологическое, и политическое служение[259].

Но если в дальнейшем сам Хайдеггер связал господство техники в Новое время с подчинением западного мировоззрения иудео-христианскому креационизму[260], благодаря чему «смог помыслить сущность техники как производство и распоряжение, а Gestell – как обеспечение действительного в модусе доступности», то, как пишет Агамбен, «именно по этой же причине он не смог увидеть то, что стало совершенно очевидным сегодня, то есть то, что мы не поймем метафизическую сущность техники, пока будем мыслить ее исключительно в форме производства», поскольку в «равной мере и в первую очередь она есть управление и oikonomia, которые в предельном случае могут даже на время выносить причиняющее производство за скобки ради более утонченных и диффузных форм управления людьми и вещами»[261]. Поскольку производство в радикальном смысле слова – как творение ex nihilo, – есть акт в прямом смысле слова анархический (не подчиняющийся никакому естественному началу), он требует вмешательства управленческих процедур, которые сглаживали бы возможные чрезвычайные последствия этой «безначальности», в то же время обосновывая ссылкой на них свою собственную необходимость; при этом забота об этом сглаживании («спасении») должна предварять само производство. Именно в этом, по мысли Агамбена, и состоит смысл «ойкономии», как она учреждается в начале христианской эпохи для разрешения тринитарной проблемы: в качестве Сына Христос следует за Отцом (Творцом), но в качестве Бога он не имеет в Отце своего начала, а выступает сам от себя в качестве главного «эконома», «эффективного менеджера», призванного «спасти предприятие» человеческой жизни[262].

Таким образом, на первый план выходит уже не производство как поставка сущего для нашего распоряжения им в качестве запаса наличных ресурсов, но – служба (литургия, officium) как «приказной порядок» нашего собственного существования (которое в идеале должно без остатка распределяться по тем или иным «офисам» или «приказам», как в допетровскую эпоху назывались министерства). Так, в своем знаменитом докладе 1953 года «Вопрос о технике» Хайдеггер для иллюстрации «постава» (Gestell), то есть господствующей в современности воли к превращению природы в «поставщика энергии, которую можно было бы добывать и запасать как таковую», использовал пример Рейна, оказавшегося «встроенным в гидроэлектростанцию»[263]; но еще в 1930 году Зигфрид Кракауэр в своем исследовании жизни немецких служащих (Die Angestellten) вывел на свет многочисленные практики управления общим мироощущением этого «нового сословия» (на языке сегодняшней образовательной бюрократии это называется «формированием общих компетенций») – например, поощрение спортивных объединений и разного рода культурных мероприятий, как «своего рода передовых пикетов, призванных подчинить власти предприятия еще не оккупированную область душ служащих»[264].